Фиона Хиггинс - Коллекционер стеклянных глаз

Поднос с вепрем установили на приготовленном для него возвышении в конце стола, где он был виден всем. Лорд Мандибл спешился в своей обычной манере (которая из-за его больной ноги была не совсем обычной) и уселся рядом с супругой на соседний трон. Снова раздались приветственные крики и аплодисменты, но лорд остановил их, подняв руку. Как известно, в прошлом Мандибл относился к участию в Зимнем празднике как к тягостной обязанности, но победа над косматым вепрем, по-видимому, внесла коррективы, и он намеревался произнести речь.

Однако Гектору бросилась в глаза необычайная молчаливость леди Мандибл. Это было очень подозрительно. Она явно что-то замышляла. И где бабочки? Нервы Гектора были напряжены до предела.

— Дорогие гости! — начал лорд Мандибл. — Я имею удовольствие приветствовать вас всех на нашем ежегодном Зимнем празднике. Но еще большее удовольствие я испытываю, представляя вам крупнейший из когда-либо существовавших экземпляров косматого вепря, который пал не далее как сегодня от моей руки.

Его речь была прервана громовым «Ура!» и звоном кубков, так что прошло несколько минут, прежде чем лорд смог продолжить.

— А теперь, — воскликнул он с сияющими глазами, — я объявляю Зимний праздник открытым!

Все опять накинулись на еду, словно голодали несколько месяцев. Вепрь был нарезан, и зал наполнился звуками разрываемого мяса, хрустом костей и чавканьем. Средняя часть туши осталась чуть недожаренной, поскольку вепрь поступил на кухню в последний момент, но гости этого не замечали. Вносили все новые и новые кушанья. После экзотических рыбных блюд появились груды пирожных и медовых коврижек, грозившие обвалиться и измазать медом и кремом всех находившихся вблизи. К тому времени, когда лорд Мандибл вновь поднялся и постучал по своему кубку, чтобы привлечь внимание, уже не стол стонал от обилия яств, а люди, сидевшие за ним. Перегруженные едой, оставившей следы на их подбородках, и лоснившиеся от пота, они откинулись на спинки стульев, стараясь сфокусировать взгляд налитых кровью глаз, ковыряя серебряными зубочистками в зубах и высасывая из них остатки пищи. На лице леди Лисандры промелькнуло нечто вроде любезной улыбки, которая, впрочем, вполне могла быть нервной гримасой. Гектор чувствовал, что ему вот-вот станет дурно от всего этого.

Уголком глаза он заметил, как двое слуг отодвигают в конце зала ширму, за которой был спрятан клавесин. А под ним, возле педалей, он увидел какой-то предмет. Слуги были заняты установкой инструмента и больше ни на что не обращали внимания. Гектор медленно и незаметно приблизился к клавесину. Форма и цвет предмета показались ему знакомыми. «О боже!» — пробормотал он, ощущая слабость в ногах, ибо это был не кто иной, как единственный оставшийся у лорда Мандибла кот, Перси.

И жизни в нем было не больше, чем в косматом вепре.

— Tartri flammis! — прошипел Гектор сквозь зубы и, быстро нагнувшись, подобрал кота.

В этот момент сквозь накаленную и удушливую атмосферу столовой до него долетели слова лорда Мандибла:

— А теперь в честь леди Лисандры я сыграю на клавесине песенку, которую сочинил сам. Это тот самый инструмент, на котором когда-то играл мой отец. Слова я придумал только сегодня, так что прошу прощения, если стихи кое-где недостаточно отшлифованы.

Гектор похолодел. Нельзя было допустить, чтобы лорд Мандибл увидел, что Перси тоже погиб. Он узнает это в свое время, но не здесь и не сейчас. Гектор быстро спрятал еще теплое тело кота на груди под жилетом и потуже затянул пояс, чтобы тот не вывалился. Однако от этого груза надо было избавиться. Гектор прижался к портьере, а Мандибл, хромая и шурша панталонами, прошел мимо него к инструменту. В медвежьей шкуре и в съехавшем набок рогатом шлеме лорд представлял собой довольно забавное зрелище, но публика была уже не в том состоянии, чтобы замечать подобные мелочи. Мандибл начал играть и петь — если можно так сказать.