Елизавета Александрова-Зорина - Треть жизни мы спим

Они долго кружили по кольцевой дороге, и он, глядя на проносившиеся мимо машины, подсвеченные неоном улицы, дома, в которых светились желтым светом окна, вывески: хлеб, свежее мясо, продукты, скидки, три по цене двух, бокал вина в подарок, думал о том, каким чужим и неприветливым вдруг стал этот город, в котором он прожил жизнь, а теперь не знал, где переночевать. У светофора остановились рядом с троллейбусом, усатым, чуть покривившимся набок, и он, задрав голову, смотрел на пассажиров, мужчину, дремавшего, прислонившись к окну, жующую булку девушку, то и дело стряхивавшую крошки с груди, женщину, разглядывавшую его самого так же пристально, любопытно и одновременно равнодушно, как разглядывают друг друга люди, которые через секунду разъедутся в разные стороны и никогда больше не встретятся. Перебирая друзей и любовниц, он гадал, не приехать ли, как в юности, без звонка и предупреждения, просто так: привет, можно у тебя переночевать, я, кстати, не один, вот, познакомься, но, пожалуй, никто из них не будет ему рад, даже закадычный друг, который теперь занят только дачей и неправильно проложенной канализацией, и ничем другим. Он тут же представил, как бы это все произошло, недаром же у него в молодости был литературный талант и хорошее воображение, которое, впрочем, и сейчас никуда не делось, друг встретил бы его на лестничной площадке, в резиновых тапочках и старом спортивном костюме, заляпанном на животе, тебе чего, удивился бы, не приглашая войти, хотя не виделись десять лет, ты в гости, что ли, почему не позвонил, у меня жена болеет, а это еще что за страшная шлюшка с тобой, и вообще, мне завтра с утра ехать за стройматериалами, так что давай созвонимся и встретимся как-нибудь в другой раз. Или, что скорее, вообще не узнал бы его голос по домофонной связи, огрызнувшись: кто это, что нужно, мы ничего не покупаем и в бога не верим, уходите. И это еще в лучшем случае, ведь, как известно, сдают беглецов обычно самые близкие, за деньги, от страха или просто так. Нет, нечего и думать, чтобы заехать к кому-нибудь из друзей, а ведь тридцать лет назад это было так просто, прийти, остаться на ночлег или, наоборот, открыть дверь и, увидев на пороге друга, сказать, заходи скорее, сейчас я поставлю чайник и постелю тебе на диване, а впрочем, положа руку на сердце он и сам бы теперь не был рад, если бы кто-то вот так притащился к нему без звонка, видимо, виноват возраст, проклятый возраст и время, которое меняет человека, развешивая его дни, как сушеные рыбины на веревке. Он посмотрел на нее, выпотрошенную, обессилевшую, с остекленевшими глазами, и, взяв за руку, прильнул к ее щеке, ощутив, какой холодной она была. Жизнь без любви не имеет смысла, всплыли в памяти слова с афиши дурацкого фильма, жизнь без любви не имеет смысла.

Позади взвизгнули сирены, и, обернувшись, он заметил, как их обгоняют полицейские машины, одна, вторая, третья. Она проснулась и, оглядевшись, вдруг крикнула: за нами полиция, нам нужно где-то спрятаться, и ее голос показался ему грубым, хриплым, будто прокуренным, а главное, совершенно незнакомым. Почему ты думаешь, что это за нами, не понял он, наверняка какая-нибудь очередная антитеррористическая кампания или опять ограбили инкассаторов, а теперь объявлен план-перехват и все такое прочее. За нами, потому что ты меня похитил, идиот, а еще у тебя полный портфель бабла, и, сложив пальцы пистолетом, она принялась стрелять по полицейским машинам, бах, бах, бах. Водитель обернулся, посмотрев на них удивленно и немного растерянно, а он крикнул ему, эй, парень, что уставился, смотри лучше на дорогу, а то сейчас врежемся прямо в полицейский кортеж. Он вспомнил какой-то сериал, который крутили по вечерам, он его, правда, не смотрел, но, переключая каналы, несколько раз на него натыкался, и в этом сериале она, еще совсем юная, лет шестнадцати, не больше, играла дочку богатых родителей, ну прямо как в жизни, вот только спутавшуюся с бандитами, но он не знал, в чем, собственно, там было дело, в этом сериале, и чем все кончилось. Водитель сбросил скорость, сказав, что впереди пробка, вроде как досмотр или что-то в этом роде. Мы можем съехать с дороги или свернуть, вцепился он обеими руками в портфель, но вдруг полицейским это покажется подозрительным. Не волнуйся, сказала она, и ее голос прозвучал неожиданно резко и уверенно, совсем как в сериале, впереди заправка, сейчас заедем на нее, заправимся и развернемся, что вы оба как дети малые. Одним движением она сдернула розовый парик, вытерев ладонью взмокшую под его резиновой основой макушку, и водитель, вскинув брови, посмотрел на нее через зеркало, удивленно пробормотав на своем языке что-нибудь вроде: ничего себе или ах ты боже мой, ты еще и лысая. Заправившись, они поехали в обратную сторону, и, плюща нос о стекло, она засмеялась, глядя на полицейских, останавливающих проезжающие машины, как мы их обдурили, посмотри, вот же придурки, менты поганые, а теперь нам, пожалуй, нужно залечь на дно, переждать пару дней, ну-ка, черножопый, найди нам ночлег. Водитель, хмыкнув, почесал затылок, тебе бы, милая, рот помыть с мылом, но ночлег, так уж и быть, получите, у нас вообще не принято людей бросать в беде, так что держитесь крепче, сейчас поднажмем.