Максим Чертанов - Королёв

Мы не очень хорошо понимали человека с метлой: по-видимому, он изъяснялся на диалекте, которому нас в школе наблюдателей не обучали. Но рыжий Ц. понимал его прекрасно.

— Мы из Осоавиахима… мы будем готовить экспедицию на Марс, — объяснил он, приветливо улыбаясь человеку с метлой.

— Ишь ты! — опять сказал человек с метлой. — И чтой-то вас туда потянуло?!

— Это чрезвычайно… Вы поймите, ведь в первую очередь необходимо… я сейчас вам все…

— Пойдемте, Фридрих Артурович, — сказал К. и легонько подтолкнул Ц. в спину.

И они — пятнадцать юных и не очень юных мужчин (надо думать, это и были они самые: Инженеры, желающие Работать Даром) — гуськом спустились по истертой железной лестнице и вошли в распахнутую, на одной петле болтавшуюся дверь.

Человек в фартуке, опираясь на свою метлу, довольно долго таращился им вослед, покачивая головой и бормоча «ишь ты» и «поди ж ты». Наконец он энергично замахал метлою. А те, что вошли, тоже стояли долго, оглядывая закопченные, голые стены, не то ужасаясь, не то обмирая от восторга. Потом кто-то из них сказал:

— Потолки хороши…

— Стены толстые — любой запуск выдержат.

— Мусору-то, мусору…

Почти весь следующий месяц Инженеры махали метлами.

Потом, когда весь мусор был изничтожен, они начали заниматься своими чудными, загадочными занятиями: чертили бумажное, клепали стальное, плавили железное. Руки их были черные, пальцы сбитые, с поломанными ногтями. Зарплату им не платили. Инструмент таскали из дому, покупали на свои деньги. Когда для опыта понадобилось серебро — собирали по всей родне и знакомым серебряные ложечки. И опять — чертили на чертежных досках, писали на пишущих машинках, считали на счетных линейках, клепали, стучали, плавили, ходили по инстанциям, убеждали, клянчили, умоляли, пытались стучать кулаком, ссорились, чертыхались, в отчаянии воздевали руки, грозились все бросить, падали духом, а потом снова чертили, плавили и клепали. Другие люди смеялись над ними. Жены и подруги их бросали. Но бывало и так, что к ним приходили новые Инженеры и тоже просились Работать Даром; и появлялись красивые девушки, что хотели помогать им Работать Даром, и подруги и жены иногда возвращались к ним.

А что же Марс?

О Марсе говорили много. Рыжий Ц. постоянно твердил о нем. Другие слушали Ц. и соглашались или спорили с ним. Только К. никогда о Марсе не говорил и даже хмурился, когда говорили другие. Сам он все больше говорил в ту пору про скучное: расчеты, сверла, оптимальный диаметр, требуется квалифицированная пишмашинистка, фюзеляж, хвостовое оперение, балласт, аэродинамика, кислота, порох, продовольственные карточки, кульманы, циркули, паяльники, перегородки, дисциплина, принять, уволить, к чер-р-товой матери всех и вся, давление, клапаны, редукция, калька, гвозди, керосин.

Но он был счастлив, я это хорошо видел.

Конвейер, представлявшийся мне чем-то несокрушимым, незыблемым, как стена, и бесконечным, как орбита, оказывается, иногда по какой-то причине давал сбои: однажды, вернувшись из опустелого дома, где жена К. поливала своими слезами мшистую фиалку, в пыточный кабинет, я не застал там никого. Я вновь видел перед собой пустую, спокойную комнату: стены до половины выкрашены краской, выше — побелены, несколько шкафчиков — металлических и деревянных, два стола, на них вороха бумаг: на одном — аккуратными стопочками, с другого вот-вот обрушатся; и грязь на полу — замыта.

Я был один довольно долго. Я не знал, что мне делать: мне было известно, в каком месте (называется — камера) находится К., но я не мог попасть туда, ибо там, среди темных лиц и избитых тел, не было ни травинки. (Позднее я научился проникать в подобные места, но тогда еще слишком слабо ориентировался в многообразии земных форм жизни.) Меня охватил безумный страх: что, если К. оставят там навсегда и я упустил возможность для вмешательства?!

Наконец пришел коренастый. Он был не в духе: пил воду, вздыхал, зевал, морщился, тер таза кулаком. Затем он подошел к одному из шкафчиков, металлическому, закрытому на ключ, и, отперев его, достал оттуда картонную папку грязно-серого цвета. Тесемочки сбоку у папки были завязаны бантом. Коренастый плюхнулся на стул, держа папку в руках. Теперь я разглядел, что папка была не вся серая: одна из ее поверхностей была покрыта коричневыми пятнами. Коренастый тоже заметил это; он послюнил палец и с недовольным видом потрогал пятно. Реагируя на воду, в глубине бурого цвета стал мутно проступать — красный, и я понял, откуда взялись пятна: кровь имеет обыкновение разбрызгиваться в воздухе.