Максим Чертанов - Диккенс

Промозгло, серо, дождик, еще лучше — зима, метель; кресло — хорошо бы кожаное, большое. Над чашкой чаю вьется пар. Какая-нибудь замысловатая тарелочка с пирожными, но сойдут и бутерброды. Пламя камина, увы, ничем не заменишь, но на худой конец включаем обогреватель. Свернемся клубком, если габариты позволяют. Пушистый плед строго обязателен…

«Городские часы на колокольне только что пробили три, но становилось уже темно, и огоньки свечей, затеплившихся в окнах контор, ложились багровыми мазками на темную завесу тумана — такую плотную, что, казалось, ее можно пощупать рукой. Туман заползал в каждую щель, просачивался в каждую замочную скважину, и даже в этом тесном дворе дома напротив, едва различимые за густой грязно-серой пеленой, были похожи на призраки…» «На фоне ослепительно-белого покрова, лежавшего на кровлях, и даже не столь белоснежного — лежавшего на земле, стены домов казались сумрачными, а окна — и того еще сумрачнее и темнее. Тяжелые колеса экипажей и фургонов оставляли в снегу глубокие колеи, а на перекрестках больших улиц эти колеи, скрещиваясь сотни раз, образовали в густом желтом крошеве талого снега сложную сеть каналов, наполненных ледяной водой. Небо было хмуро, и улицы тонули в пепельно-грязной мгле, похожей не то на изморозь, не то на пар и оседавшей на землю темной, как сажа, росой, словно все печные трубы Англии сговорились друг с другом — и ну дымить, кто во что горазд! Словом, ни сам город, ни климат не располагали особенно к веселью, и тем не менее на улицах было весело, — так весело, как не бывает, пожалуй, даже в самый погожий летний день, когда солнце светит так ярко и воздух так свеж и чист».

Честертон [1] Честертон Г. Чарлз Диккенс. М.: Радуга, 1982. : «Его [Диккенса] героям так удобно, что они засыпают и что-то бормочут во сне. Читателю так удобно, что засыпает и он…» И все же современный русскоязычный любитель английского уюта, млея под пледом, скорее всего, выберет что-нибудь другое. «Я открыл дверь в гостиную и перепугался — уж не пожар ли у нас? — ибо в комнате стоял такой дым, что сквозь него еле брезжил огонь лампы. Но мои опасения были напрасны: мне ударило в нос едким запахом крепчайшего дешевого табака, отчего у меня немедленно запершило в горле. Сквозь дымовую завесу я еле разглядел Холмса, удобно устроившегося в кресле. Он был в халате и держал в зубах свою темную глиняную трубку». Не хочется читать — что ж, есть много чего посмотреть, английским детективным сериалам несть числа, идет ли в них речь о XIX или о XXI веке: все тот же уют, чашечка крепкого чая, горящий камин, игрушечные домики, увитые розами, старушка с вязаньем…

Конечно, есть диккенсофилы, что все тексты в переводе и подлиннике знают назубок и перечитывают всякий раз, как захочется уюта, и знают, кто такие Подснепы и Пекснифы, и чем отличается Джонас из одного романа от Дженаса из другого, и каковы речевые особенности миссис Камп и мисс Гемп, — ну вот как мы знаем все про Коробочку, Манилова и Собакевича… Но обычный наш читатель, скорее всего, знаком с Диккенсом так: в детстве (особенно если оно — советское) прочел «Оливера Твиста» и «Дэвида Копперфильда», может быть, «Домби и сына»; быть может, взрослым перечел их же, ожидая получить забытое удовольствие, быть может, и получил его. Он, возможно, и не слыхал, что у Диккенса аж 15 романов плюс множество других работ, а если знает, то, во всяком случае, не решил, стоит ли за них браться — такие толстые! — и не решил, стоит ли детей и внуков побуждать читать все это или ни к чему… Да надо, надо, мы понимаем, что надо читать… Из нобелевской речи Бродского: «Я полагаю, что для человека, начитавшегося Диккенса, выстрелить в себе подобного во имя какой бы то ни было идеи затруднительнее, чем для человека, Диккенса не читавшего». Но…

Громадный объем текстов писателей XIX века — это, конечно, для нас препятствие. Непонятно вообще, как они ухитрялись столько писать — без компьютера, от руки, стальным пером (а когда-то и гусиным), некоторые (и Диккенс в том числе) даже без секретарей-переписчиков… Впрочем, объемы Толкина и Джоан Роулинг тоже ничего себе; и далеко не все мы так ужасно заняты, как любим говорить — на телевизор и Интернет время-то находим? — так что препятствие не только в объеме.