Ирвин Шоу - Полное собрание рассказов. 1957-1973

Теперь, на пароходе, я свободен и могу не таясь сказать о своих чувствах к тебе. Я люблю тебя и хочу на тебе жениться. Не знаю, испытываешь ли ты нечто подобное ко мне, — возможно, наш уговор мешал тебе откровенно высказаться, как, собственно, и мне. Во всяком случае, хочу на это надеяться…

Я намерен сразу по возвращении домой найти работу и обустроиться; тогда ты ко мне приедешь, познакомишься с моими родителями и все такое прочее…».

Послание оборвалось на этой фразе — подумал о своей матери — сидит за чаем с Мартой и беседует: «Так ты говоришь, твоя мама живет в Филадельфии? А отец… Ах, вот угощайся пирожками! Ты, значит, встретилась с Мунни во Флоренции, когда они с Бертом раскатывали по Европам все лето… Что еще, — лимон, крем?».

Мунни тряхнул головой, — ладно, с матерью он разберется, когда понадобится. И снова взялся за воображаемое письмо: «Однажды ты призналась, не знаешь, что с тобой станет, и ожидаешь откровения, чтобы следовать по верному пути. Не исключено, ты только посмеешься надо мной, если я скажу, что я и есть твое откровение и, если ты выйдешь за меня замуж…» .

Недовольно покачал головой. Боже, да будь она безумна влюблена в него — такой корявой фразы вполне достаточно, чтобы все испортить.

«Я мало знаю о тебе, о твоих поклонниках, — вертелось у него в голове. — Кажется, когда ты была с нами, никем другим не интересовалась, ни о ком не упоминала и, насколько я могу судить, никогда не отдавала никакого предпочтения ни мне, ни Берту…».

Открыв глаза, посмотрел в сторону Марты с Бертом: сидят очень близко, чуть не касаясь головами, смотрят друг на друга, тихо разговаривают — о чем-то важном?..

Вспомнил, как Берт описывал свой природный дар: «У меня есть шарм… но мне, в общем, на это наплевать». — «Ну, — подумал Мунни с удовлетворением, — даже если она не обращала особого внимания на его эгоизм, такие его заявления ей явно не нравились. К тому же она помнила о его связи с блондинкой из Сен-Тропеза. Если Берт и в самом деле вынашивал такие планы в отношении Марты, как он говорил, ничего не утаивая, и Марте предстояло сделать выбор, то все пойдет насмарку, его любви конец». Мунни считал, что Берт, несомненно, человек забавный, — останется навсегда холостяком и станет другом их семьи, лучшим другом.

Наконец он задремал, и во сне перед ним проходили чередой восхитительные картины. Марта спускается по трапу самолета в Айдлайде, — получив его письмо, она, конечно, торопится, а поезда идут очень медленно. Прямо от трапа она побежит к нему, бросится в его объятия. Вот они с Мартой возвращаются домой в воскресное утро, в свою квартиру, решают поспать часок перед завтраком. Марта идет под руку с ним на вечеринку, и, как только входит, все гости начинают перешептываться, завидуя, обсуждая ее, и, конечно, все ее одобрят, иначе и быть не может: ведь она такая красивая, его Марта.

Кто-то вдруг закричал — крики доносились издалека. Мунни открыл глаза, заморгал: кто посмел своими криками прервать его дивный сон?.. Крик раздался снова. Он встал, подошел поближе к стене, посмотрел вниз, на бухту: в воде, ярдах в трехстах от берега, перевернулась рыбацкая плоскодонка, которую они видели; почти затонула, две фигурки отчаянно цепляются за ее корпус… Мунни смотрел во все глаза. Снова раздался крик — просто крик, без всяких слов, крик отчаяния…

А что Марта с Бертом — он повернулся: растянулись на полотенце, головами друг к другу, образуют большую букву V.

— Бе-ерт! — закричал Мунни. — Ма-арта! Встава-айте!

Берт зашевелился, проснулся, сел, протирая глаза. Со стороны гавани доносились уже не крики, а завывания.

— Вон та-ам! — махнул Мунни рукой.

Берт сидя повернулся, посмотрел на перевернувшуюся лодку и на двоих, по шею в воде, судорожно цепляющихся за борт, — мужчину и женщину.

— Боже мой! — воскликнул он. — Что они там делают? — Толкнул Марту: — Просыпайся — проспишь кораблекрушение!

Лодка лежала неподвижно в воде, две фигурки толкали ее, меняя положение; Мунни всматривался. Вдруг мужчина, оттолкнувшись от лодки, поплыл к берегу — медленно, каждые секунд тридцать останавливался и орал, махал рукой.

— Ничего себе! — возмутился Берт. — Бросил ее там, возле лодки!

Берт встал, рядом с ним — Марта, оба не отрывали взоров от бухты.

Плывущему оставалось до мелководья еще ярдов триста, и казалось, ему никогда не преодолеть этого расстояния, несмотря на все его ритмичные, два раза в минуту, истошные крики. Оставшаяся возле лодки женщина тоже время от времени кричала — звала на помощь голосом злым, пронзительным. Вопли ее, казалось, доносились до них, путешествуя по тихой, поблескивающей на солнце поверхности воды…