Франц Фюман - Двадцать два дня или половина жизни

Звучит очень хорошо, но прав ли он? В обществе, полагающем, что в нем господствует полная свобода литературы, пришлось бы постоянно исходить из самим собой установленных табу, самоконтроля, внутренней цензуры. И тут же приходят на ум слова: сдержанность и стыдливость. Оба эти понятия нельзя рассматривать как чисто моральные, целиком внелитературные. Непристойное, с человеческой точки зрения, нарушение писателем естественной сдержанности заставляет сомневаться во всем прежде написанном этим нарушителем, а известная степень стыдливости (отнюдь не сексуальной и не в первую очередь сексуальной) представляется мне необходимой предпосылкой, чтобы вообще признать писателя писателем. Кроме того, в литературе существуют те же искажающие отношения между наблюдающим субъектом и объектом наблюдения, какие мы знаем в физике, психологии, медицине и других науках: если бы был возможен способ наблюдения с полным отсутствием чувства стыдливости в наблюдателе, то литература, вероятно, лишилась бы человеческого содержания и созданное в конечном результате произведение тоже не было бы больше человеческим. Но для меня все это так запутано, и терминологически тоже; я только чувствую, что есть течения, которым надо противостоять.

Бесстыдство, разумеется, не идентично похвальбе и эксгибиционизму; они обычно порождают слабенькую литературку. Книга потрясающего бесстыдства — «Исповедь» Августина Блаженного [27] «Исповедь» Августина Блаженного — сочинение одного из виднейших христианских теологов (354–430), лирическая автобиография, охватывающая его жизнь от детства до зрелого возраста и полного принятия им христианских догматов в наиболее ортодоксальной форме. .

Смешно полагать, что между моральным (педагогическим, политическим, культурно-просветительным и даже этическим и культурным) и эстетическим существует прямая взаимозависимость и прямая пропорциональность, выраженная формой: «чем… тем», то есть примерно так: «Чем целомудреннее, тем ценнее эстетически; чем непристойнее, тем менее ценно эстетически». Пусть у культурно-просветительного деятеля будут свои права, но у меня есть мои, и я настаиваю на них, когда употребляю эти понятия не как оценки…

Может ли стыд выражаться формально, то есть самой по себе формой? Форма может отталкивать, это мы знаем по примерам литературы стран немецкого языка. Значит, должен существовать стыд, выражаемый формой, не стыд за неудачную форму, но форма как выражение стыда, «стыдная форма».

Частое употребление кавычек там, где они не нужны, — вот пример формы, выражающей внутреннюю неуверенность.

Общество без табу было бы бесчеловечным. Оно было бы и неосуществимо. Что ты хочешь здесь подчеркнуть? Хочу надеяться — его антигуманистичность.

«Противоположность ошибки — другая ошибка» — излюбленное изречение Иоганнеса Р. Бехера, внезапно я постигаю, что за ним скрывается.

На улице Кошута почти рядом витрина ночного клуба, где выставлены фотографии номеров варьете, и витрина лавки, торгующей предметами христианского культа; на лицах почтительно преклонившего колени танцора и почтительно преклонившего колени святого одинаковое выражение наигранного экстаза, которое свидетельствует об одинаковой ограниченности.

Представьте себе подобные витрины со всем, что рекламируют и что не имеет формы материальных предметов торговли: витрина внешней политики, народного благосостояния, юношеского восторга, политики в области культуры.

Вечером читаю «Лилиома» Молнара, и во мне просыпаются все желания… Незабвенные фразы: «Починить крышу может любой кровельщик! Быть зазывалой в городском парке куда трудней!», «Люди думают, что достаточно умереть, чтоб все уладилось!», «Я сижу возле кассы, читаю газету и наблюдаю за кельнерами и за всей столичной суетой». Это говорит владелец кабачка в пригороде, и тут должна звучать гротескная мания величия; впрочем, если пригородный кабачок рядом с большим городом, то в нем должен отражаться и город, а если нам кажется, что этого не происходит, надо не бранить их, а самому вглядеться позорче.

В Берлине перечитать Шиллера «О причине наслаждения, доставляемого трагическими предметами»; достать наконец Честертона «В защиту бульварного романа, в защиту суеверий и т. д.» [28] Честертон, Гилберт Кит (1874–1936) — известный английский писатель, автор исторических и фантастических романов, детективных рассказов и эссе об искусстве. ; собрать материал «В защиту ярмарочного балагана»; в сотый раз поразмышлять о китче.