Зэди Смит - Время свинга

— Ты бывала когда-нибудь влюблена?

Но теперь я себя чувствовала под защитой, виртуально окруженной со всех сторон. Нет, не хотелось мне останавливаться. Я все перезагружала и перезагружала страницы, дожидаясь, когда проснутся новые страны и увидят эти изображения, и у них сложатся собственные мнения или они начнут кормиться теми мнениями, что уже высказали. Под самое утро я услышала, как тихонько скрипнула входная дверь и в квартиру ввалился Ферн — наверняка прямиком с отходной вечеринки. Я не шевельнулась. И, должно быть, часа в четыре утра, прокручивая в браузере свежие мнения и слушая, как в кизиле щебечут птички, я увидела кличку «Трейси Легон», подзаголовок «Правдорубка». Контактные линзы уже чуть не трескались у меня в глазах, больно было моргать, но мне это не мерещилось. Я щелкнула. Она опубликовала то же фото, какое я уже видела сотни раз: Эйми, танцоры, Ламин, дети — все выстроились на авансцене в адинкре [188] Адинкра — набор пиктографических символов, традиционных для группы народов ашанти. Каждый символ представляет собой понятие или афоризм. Символы адинкра часто используются на местных тканях и керамических изделиях, производящихся и распространяющихся среди аканских народов; одежды с таким рисунком традиционно надевают царствующие особы и духовные лидеры на особые церемонии. , которую у меня на глазах на них примеряли: густой небесно-голубой цвет, заштампованный орнаментом черных треугольников, а в каждом треугольнике — глаз. Трейси взяла это изображение, во много раз увеличила его, обрезала так, чтобы видны оставались только треугольник и глаз, а под этим снимком задавался вопрос: «ВЫГЛЯДИТ ЗНАКОМО?»

Возвращаясь с Ламином, мы взяли свой «лиэрджет», но без Эйми — та была в Париже, ей французское правительство вручало медаль, — поэтому нам пришлось оформляться в главном здании аэропорта, как всем прочим, идти через зал прилетов, забитый вернувшимися сыновьями и дочерями. На мужчинах были шикарные джинсы из толстого денима, жесткие узорчатые рубашки с воротничками биржевиков, фирменные толстовки с капюшонами, кожаные куртки, новейшие кроссовки. А женщины точно так же были полны решимости надеть на себя все лучшее сразу. Красиво уложенные волосы, свеженакрашенные ногти. В отличие от нас, все они были прекрасно знакомы с этим залом и быстро обеспечили себе услуги носильщиков, кому вручили свои исполинские чемоданы, велев обращаться бережно — хотя каждая сумка была обернута во много слоев пластика, — после чего повели этих разгоряченных и затравленных молодых носильщиков через толпы к выходу, то и дело оборачиваясь и рявкая им наставления, словно скалолазы своим шерпам. Сюда, сюда! Над головами плыли смартфоны, указывая путь. Глядя в этом контексте на Ламина, я поняла, что его дорожный наряд, вероятно, был сознательным выбором: несмотря на всю одежду, все кольца, цепочки и обувь, какие Эйми подарила ему за последний месяц, одет он был точно так же, как и при отъезде. Та же старая белая рубашка, твиловые штаны и пара простых кожаных сандалий, черных и стоптанных в пятке. Мне поневоле пришло в голову, что я в нем чего-то не понимаю до сих пор — а может, и много чего.

Мы взяли такси, и я села с Ламином на заднее сиденье. Три стекла в машине были разбиты, а в полу салона — дыра, сквозь которую я видела, как под нами катит дорога. Ферн сидел спереди, рядом с шофером: его новая политика сводилась к тому, чтобы всегда держаться от меня на прохладном расстоянии. В самолете он читал свои книги и журналы, в аэропорту ограничился вопросами практическими: взять ту тележку, встать вон в ту очередь. Ни разу не повел себя гадко, не сказал ничего грубого, однако воздействием своим изолировал.

— Хочешь, остановимся поедим? — спросил меня он через зеркальце заднего вида. — Или сможешь подождать?

Мне хотелось быть таким человеком, кто не прочь пропустить обед, кто может выдержать, как часто выдерживал Ферн, уподобляясь практике беднейших семейств в деревне тем, что ел раз в сутки, под конец дня. Но таким человеком я не была: не могла пропустить трапезу и не прийти при этом в раздражение. Ехали мы сорок минут, а потом остановились у придорожного кафе напротив чего-то под названием «Академия американского колледжа». На окнах у нее были решетки, а на вывеске не хватало половины букв. В кафе меню изображали поблескивавшую еду в американском стиле «с картошкой», цены на нее Ламин прочел вслух, сурово покачивая головой, словно ему повстречалось нечто глубоко святотатственное или оскорбительное, и после долгой беседы с официанткой нам вынесли три тарелки куриной яссы по договорному «местному» тарифу.