Тимофей Круглов - Август

Да. Эта граница захлопнулась для Петрова навсегда. «One way ticket, one way ticket», — напевал он про себя, медленно проезжая отрезок асфальтированной «нейтральной полосы» между эстонским и российским КПП. В Питере его ждали однокомнатная крошечная квартирка у парка Победы и не сказать, чтобы очень крупная сумма на валютном счету в «УралСиб» банке.

Лето прошло в хлопотах о получении внутреннего российского паспорта, в постановке на всякие учеты, включая воинский, оформление СНИЛСа и медицинского полиса, в ремонте и обстановке запущенной однушки, да еще в Интернете. В Сети Андрей Николаевич тусовался в ЖЖ, жадно пытаясь по крохам, крупицам, пылинкам собрать для себя образ настоящей — живой, не телевизионной, не парадной и не чернушной России. Глупая затея, конечно.

Авиацию он решил бросить. А потому никому из питерских коллег, с которыми иногда по полгода приходилось в одном, сборном, экипаже отрабатывать контракты, — никому не позвонил даже, что он теперь — россиянин. Небольшая частная авиакомпания, которой Петров отдал 15 лет жизни, владела тремя потрепанными военно-транспортными «Ил-76». Базировались в Таллине, но работали на английских фрахтовщиков, дома почти не бывали. Выполняли заказы ООН по перевозке гуманитарных грузов — то в воюющей Югославии, то в Африке — у черта на рогах. Тысячами, внавалку, вывозили беженцев.

Сначала, правда, освоили Европу, пока не запретили конкуренты российскую грузовую авиацию «по шумам»: возили комплектующие для автомобильных концернов, пиво, рыбу замороженную, в общем, всякую дрянь. Господи, да чего только не возили, и где только не были! Под конец контракты стали все более опасными и тяжелыми.

Английские фрахтовщики связались с австралийскими военными и использовали русских «эстонцев» для переброски оружия в Афганистан и Ирак. Все законно, но неприятно.

Формально авиакомпания была эстонской, но, конечно, эстонцев в ней почти не было. Летали и обслуживали разваливающиеся самолеты — русские. Неграждане Эстонии и даже граждане России, если не хватало людей в экипажах. Работать на НАТО было как-то совсем уж не в кайф. Но деньги не пахнут, и жить на что-то НАДО. Да к тому же, долгое время российские власти продавали Россию стократ дешевле и подлее, чем русские летчики из частной эстонской фирмы, возглавляемой тремя русскоязычными евреями — еще в 89-м году буквально из ничего, из цветочного кооператива умудрившимися создать авиакомпанию.

Не распадись после двадцати лет совместной жизни семейный союз Андрея и Майи, наверное, Петров остался бы в Эстонии и продолжал летать. Тем более, что всего год назад он из операторов по обработке грузов переучился на радиста, перешел на офицерскую, так сказать, должность. Хотя и окончил Андрей в свое время Рижский институт инженеров гражданской авиации, работы в первые постперестроечные годы по специальности не было никакой. Пришлось идти оператором, так и пролетал десять лет, следя за погрузкой и разгрузкой, выполняя к тому же в полете роль стюарда: кормить, поить экипаж, запасаться кэтерингом, тянуть буднично самую черную работу.

Майя, торгуя швейными иголками, рижскими колготками и эстонским бельем на необъятных российских просторах, зарабатывала в несколько раз больше Петрова. Когда после очередного контракта Андрей Николаевич вынужденно отсиживался дома, дожидаясь своей очереди снова вылететь на заработки (деньги летчиками получались в основном за счет командировочных, в остальное время компания платила лишь минимальную зарплату), Майя, не вылезавшая годами из вояжей по российской глубинке, чуть не всю ее объехав с неподъемными сумками на колесиках, лишь презрительно щурилась. Но вслух ничего не говорила — другие мужики зарабатывали куда меньше ее мужа.

Правда, после российского дефолта челночный бизнес Майе пришлось бросить. Но она выгодно вложила деньги в дело: устроилась маклером в риэлтерскую фирму, приобрела опыт, а потом открыла собственное агентство по продаже/покупке недвижимости. Почти не скрываясь стала заводить любовников, сначала в отсутствие Петрова, а в последнее время даже тогда, когда он возвращался с полетов.

На счастье случилось большое горе. Один за другим скончались родители Петрова и оставили ему большую четырехкомнатную квартиру в Мустамяе. Андрей Николаевич умудрился, не без помощи Майи, конечно, выгодно продать недвижимость еще до пика неумолимо подступавшего к Прибалтике экономического кризиса. Деньги положил на свой счет, да Майя на них и не претендовала — для нее это уже было «несущественно». Андрей Николаевич подал документы на российское гражданство, благо для неграждан все еще сохранялся льготный режим, помаялся еще годик в опостылевшем Таллине, отлетал за три месяца в Австралии последний свой контракт и уволился. Развели их с Майей быстро, благо детей у них так и не получилось как-то за все эти годы. Бывшая супруга разрешила Петрову пожить на даче в Пирита, пока он не купит себе жилье в России.