Олег Ермаков - Радуга и Вереск

Она с легкой улыбкой оглянулась на него.

– Івашка, ну, ідзі, ідзі да дому, — проговорила она ласково, похлопывая быка уже по толстой шее.

Вблизи бык оказался не таким черным, а скорее густо пегим… Но уже как прошел подальше — снова потемнел.

— А я бачыў цябе, паненка, на Барысфенам, з кветкамі [142] А я видел тебя, панночка, на Борисфене, с цветами ( бел .). , — сказал Николаус.

Девушка оглянулась на него и вдруг спросила:

— Гэта ваша светласць ботаў страціў? [143] Это ваша светлость сапог потерял? ( бел .)

Николаус вспыхнул и ответил, что то был его друг Любомирский, решил уступить обувь ради гнезда ракам. Девушка прыснула в ладошку и сказала, что теперь, видно, надо поискать ту рачевницу.

— Ох, баюся, тыя ракі перадохлі [144] Ох, боюсь, те раки передохли ( бел .). , — пошутил Николаус.

Девушка уже засмеялась в голос, но тут же оборвала смех, быстро оглядываясь по сторонам, и поспешила дальше навстречу стаду. Вскоре она уже шла назад рядом с пегой коровой, за коей трусили козы. А шляхтич все стоял на том же месте. Они взглянули друг на друга. Потом мимо прошли и два пастуха, парни в войлочных шапках, портках, разбитых сапогах, длинных, подпоясанных рубахах, с бичами на плече, густо загоревшие, лохматые, покосились на черноусого светлолицего шляхтича и стащили свои шапки. Он с ними кивком поздоровался.

Идти следом за девушкой он раздумал, так и пошел по той улочке и в конце концов оказался у башни с вратами, а там повернул и направился по другой улице вдоль зеленого оврага к дому пана Плескачевского.

Один двор был особенно пахуч. Здесь жил скорняк, в чанах у него дубились шкуры лошадиные, свиные и прочие; тут же и скоблились его сыновьями, промывались, сушились, мялись колотушками. Хорошо хоть двор пана Плескачевского не соседствовал с этим двором Кривого Пахома-скорняка. Правда, ветер иногда доносил сей зловонный дух. Николаус постарался побыстрее одолеть вонючий участок улицы. Вообще мастеровые всё жили ниже, на Зеленом ручье, да вдоль стены, на Георгиевском ручье, а этот как-то затесался промеж живущих на горах. «Надо бы его скинуть в овраг», — ворчал пан Григорий. И скинул бы, да неловко было, из-за того что именно он и обрабатывал все охотничьи трофеи пана Григория, медвежьи шкуры, лосиные да волчьи. Кривой Пахом был лучшим скорняком в сем граде.

Взобравшись на повалушу и никого не найдя там, Николаус взял лютню и пустил пальцы по струнам. Его воображение все больше занимала эта какая-то чудная девчушка…

— Et iris, — бормотал он, пробуя на вкус сие имя.

И ведь не только посреди цветущего склона на Борисфене это имя было ладно, но и на той улочке грязной, мычащей — даже еще пуще как-то лучилось… Да не имя, а сама девушка. В первый момент, когда она только заговорила — не со шляхтичем, а с быком тем страшенным, — ее глаза показались серыми, чуть с голубизною, как небо в полдень над Вислой. Но потом Николаус с удивлением обнаружил, что у нее густо синие глаза, цветом в одеяния Девы Марии в церкви на холме его родного Казимежа Дольны. А при последнем перегляде с нею эти глаза уже как будто зеленели. Возможно ли такое?

Коса на склоне холма у Борисфена вспыхнула чистым золотом. Но сейчас она была русой, а не рыжей, хотя рыжие капельки словно бы света на ее щеках он точно заметил.

…Николаус и не слышал, как в горницу вошел Александр. Он стоял у порога, внимая его игре. Вржосек случайно оглянулся и увидел молодого Плескачевского с завороженным лицом. Он оборвал игру.

— Пан Орфей, — сказал Александр и тут же грубовато выругался. — Раздери меня черти! Да эта наука не хуже фехтования!.. Продолжай, сделай милость.

Но Вржосек заупрямился, повесил лютню на стену. Эта мелодия не для чужих ушей. Ее он исполнил бы, пожалуй, лишь для одного человека… если, конечно, сие явление света и вправду человек. И где? В сем варварском крае, почти в Татарии, среди лесов и берлог, ватаг свирепых шишей. В граде, то утопающем в грязи, то окутанном пылью и вонью. Не в светлых хоромах, дворце, а в какой-то лачуге… Может, то наваждение? Может, ее измыслил кто-то? Хотя бы и зёлкі Петр. Он живописец и, наверное, волхв: начертал своими красками из трав, цветов, камней и вишневой смолы сей образ, сей чистый лик.

Как такое возможно?

[145] В гл. 17, 18 использованы материалы из книги «Сатира 11–17 веков» (М.: Советская Россия, 1987).

Весть об этом разнеслась быстро по замку: прибыл Потешный чулан. Как так? — не поверил кто-то, некий знаток московитских дел. Ведь Потешный чулан на Москве был, а при теперешнем царе Михаиле стал прозываться Потешной палатой. И вдруг — в гости к шляхтичам в сей спорный град явился?