Олег Ермаков - Радуга и Вереск

Но уже он не хотел снова ее развязывать, пускать кровь.

Спать было опасно.

И он опять полез в суму, достал книгу, наклонился к огню. Раскрылась книга на картинке с каким-то князем в красной одежде, плывущим в кораблике с отроками, с кормчим, управляющим веслом, с башней на берегу или домом, в окнах которого виднелось по человеку. У сего князя или боярина был лик, напоминавший лик Спасителя, но на длинных власах не терновый венец, а пышная корона… Тут же внизу на другой картинке одно войско гнало другое, борзо бежали кони. На другой на троне восседала женщина, дородная, к ней речь держали какие-то мужи. И дальше та же дородная женщина стояла над яминой, к которой мужей в корабле несли — и уже тот же корабль в ямине и был. А на иной картинке она же восседала на троне, а перед нею слуги сожигали голых людей. И была битва, катился алый круглый щит по земле под копытами лошадей, и летела отрубленная глава в шлеме. И воины шли на приступ башни, а та женщина снова восседала и смотрела, приподняв руки, как бы говоря: ну вот… И на башне сидела птица. Дальше были все картинки с нею и с какими-то царями в коронах, со слугами, несущими драгоценности и кушанья. С кораблем, в коем сидела эта женщина. А вначале она, видно, получала благословение от большого священника. И снова на троне своем восседала, а к ней шли мужи. И — вот уже ее оплакивали положенную во гроб.

Что же все сие означает? О чем повествуют письмена?

С обоих берегов летят каменья на головы воинов в корабле, видно, попали в засаду в узком месте реки, может и Борисфена, как знать…

А вот охота, деревья, горы, дивный олень с золотыми рогами.

Воины в кровавых ранах, куча трупов. И муж возлежит во гробе, над ним склонились его домочадцы…

А тут какого-то мужа бьют под ребра мечами, и кровь падает густо на обе стороны. Николаус поежился. Так бы и с ним расправились в таборе. Или того хуже — не сразу засекли плетью. И он словно увидел ту картинку: полуголого пленника меж бревнами, под перекладиной, ражего мужика и едущего боярина, Шеина…

Или обоз в снегу с мертвецами. Нападение в лесу. И вот теперь сидит рыцарь на Борисфене, у костра с книгой, конь стоит рядом. Что же начертано ему? Вот в этой-то книге?

И Николаус листал огрубевшими, липкими от смолы пальцами книгу, разглядывал лица мужей, добрых коней, деревья, скалы, икону с Христом, города, купели, повозки, сражения, убиенных в окровавленных пеленах, монахов, жен, диковинных зверей, писцов, монахов-странников с кувшином и посохом, чертей и каких-то невиданных тварей с красными языками, толстыми хвостами, пастями, небесными змеями, черными голыми всадниками, огромное солнце, оленей, птиц, пожары, пиры, трубачей и распятых на страшных обрубленных деревьях, расправы над пленными, походы, небесные знамения, церкви, медведей, гибель какого-то князя прямо на его троне… Много чего.

Саврасый захрапел. Николаус на него оглянулся. Конь косил глаз, прядал ушами, вдыхал сильно и выдыхал морозный воздух. Николаус озирался, заслоняясь от света костра книгой, прислушивался. Пистоли были заряжены. Но, конечно, возможные враги находились в лучшем положении: видели шляхтича, его костер… Целиться можно издалека прямо в костер. Но саврасый скорее чуял не людей, а диких зверей… Хотя и трудно бывает отличить одних от других. Некий странник, родившийся на каком-нибудь острове, увидев растерзанных солдат после боя, решил бы, что они подверглись нападению лютых зверей… Теперь и Николаус в этом участвовал по-настоящему. Узнал буквально на вкус рыцарскую службу. И сам и есть дикий зверь. Но вот смотрит книгу. И, может, когда-то ее прочитает.

…Он снова засыпал, выронил книгу, свесил голову на грудь. Тяжесть его пригибала неодолимая, жар костра оглушал.

И вдруг очнулся от ржанья. Очумело оглянулся. Россыпь звезд, чернота, силуэт коня. Костер прогорел. Мороз сковал лицо какой-то маской. Саврасый, видно, и подал голос от захватившего его в тиски мороза. Николаус ног не почувствовал — так замерзли. Или не замерзли… Просто ему тепло, хорошо на самом деле. Веки снова смыкались, еще немного поспать…

И внезапно в лесу прозвучал выстрел. Николаус открыл глаза и тупо слушал. Еще один выстрел — и много ближе! Он приподнялся, отыскивая пистоли. Как выстрелили совсем рядом, за саврасым… Но ни пуля не вжикнула, и никто не выбежал к костру. Николаус попытался встать на онемевшие ноги и тут же повалился. Какая-то морока!.. Так бывает во сне. Или в рассказах Иоахима Айзиксона. Снова хлестко ударило поблизости. Это, пожалуй, не выстрел, а звук бича. Кто же гонит свое стадо сквозь звезды и мглу, снега…