Макар Троичанин - Кто ищет, тот всегда найдёт

— Пойдёт, — наверняка повысив и без того высокое мнение обо мне. — Что тебе принести?

О-о, я много чего хотел бы: пирожков, жареной картошки, варенья, помидорчиков…

— Что-нибудь по геологии района почитать…

— Хорошо, — пообещал гость и, попрощавшись со всеми: — До свиданья, — мне поднял руку и, наверное, с чувством выполненного долга удалился подбирать для меня литературу.

— Бугор? — спросил юрист, проводив его глазами и нацеленной гипсовой рукой.

Я замешкался, не зная, как толком ответить, поскольку Борис Григорьевич, молодой здоровый мужик почему-то занимал в партии женскую должность инженера камеральной группы, то есть, практически отирал задом стул, не напрягаясь. Я не имею чести состоять в этом элитном подразделении, но, присутствуя на базе, обязан помогать им, тунеядцам, хотя и без того свой материал обрабатываю сам, и потому Трапер, старший по должности, мне никто. Нам так удобнее обоим, а техруку и начальнику, наверное, тем более.

— Старший инженер, — отвечаю любопытному попонятней.

— На троих не сообразишь, — сделал вывод ушлый Петька.

— Это почему? — обиделся я за своё родное руководство.

— Надует, — убеждённо ответил практичный знаток людей.

Я как-то на эту тему глубоко не задумывался, потому, наверное, что на троих с ним, к сожалению, сбрасываться не приходилось. Но сегодняшний визит, скорее официальный, вынужденный, почему-то расстроил. Хотя, если хорошенько вдуматься по его предложению, то никто ничего не потерял, и даже все приобрели.

— Обед скоро? — спросил у Петьки, чтобы рассчитать время для сна.

— Может, через час, а может, раньше или позже, когда сами наедятся, — ответил старожил, похоже, давно потерявший интерес и ко сну, и к обеду.

А я закрыл глаза. Вспомнил, как меня поразил командный состав нашей геофизической партии: начальник — Шпацерман Давид Айзикович, технический руководитель — Коган Леонид Захарьевич, старший инженер-геофизик — Трапер Борис Григорьевич, старший инженер-геолог — Рябовский Адольф Михайлович, инженер-геофизик — Розенбаум Альберт Яковлевич, инженер-интерпретатор — Зальцманович Сарра Соломоновна, да плюс жёны в камералке, как будто специально собрались. Я даже не на шутку испугался, что по всегдашней своей безалаберности заехал не туда, не в Кабаний, а в Биробиджан. Успокоило то, что в последнем, по слухам, евреев не больше 2 %, а здесь налицо все 100.

Я даже расстроился, что сам не из них, и лихорадочно стал вспоминать генеалогию рода, но на нашем дереве, кроме сермяжных Иванов, Василиев, Митрофанов, Параний да Лукерий, ничего культурного не росло. Фамилии и то прадеды не могли выбрать поприличнее. Может, поменять, думал, на более благозвучную, чтобы была сродни фамилиям руководителей? Чем плоха, например, Лопухович? Нет, как-то не солидно, вроде как кто обругал. Тогда — Лопухман. Тоже нельзя: завидущие будут переводить как человек-лопух. Вот беда! Ну, деды, из вашего дерьма конфетки в обёртке не сделаешь! Не Лопухером же назваться? Так и не подобрав, остался при своей. Тем более, что они оказались очень хорошими, сочувствующими людьми. Поскольку я имел диплом инженера-геофизика, то меня сразу сделали старшим техником и отправили оператором в поле.

Там я до зимы осваивал электропрофилирование и метод естественного поля по мерзлоте и снегу, испуганно пытаясь доказать техруку, что качества не будет, что измерений попросту нет, но на все мои неубедительные, неквалифицированные мямли опытный специалист отвечал, что для выполнения плана нужна 1000 физических точек измерения, а потому — работай. Сжалившись, он дал мне наставника — Розенбаума. Тот, убедившись в первый день во всём, что я говорил, и в том, что научился измерять там, где измерения теоретически невозможны, смотался на второй день, оставив одного в тоске и сомнениях с замерзающими бичами, требующими ежедневно на бутылёк, насквозь промокшими проводами в заледеневшей матерчатой оболочке и допотопным прибором, который никак не хотел понять, что нужна 1000ф.т… Сжавшись от страха и отчаяния, износившись душой на десяток лет, я сделал им эту тысячу, не веря и в половину, и сразу сделался для всех своим, равноценно влившись в славный трудовой коллектив. Зимой к нам нагрянула долгожданная приёмная комиссия из соседней партии, заставив поволноваться меня до дрожи в коленках. Из-за этого ослабевшая коленка и не выдержала удара о скалу. Не просыхая, ревизоры вместе с нашим техруком не нашли, как ни старались в редкое просветлённое от водки время, крамолы в моих, очень нужных производству, 1000ф.т., уверив меня в том, что никакого брака и в помине не было. Во мне родился профессионал.