— Вот, — подтверждает он, — если… Так что, давай-ка возвращайся на участки, а передачей материалов займётся Зальцманович, ей по должности полагается.
Я молча соглашаюсь, а он, наверное, не знает, что плохо иметь умного подчинённого.
— Вы, — прошу смиренно, — скажите ей сами, пока я здесь. И Королю сообщите на всякий случай по телефону.
— Ладно, — соглашается, — позови Сарру, — ставит резолюцию на заявке и отдаёт мне, а я опрометью бросаюсь выполнять важное распоряжение. Да и подумать надо, как быть в новой матовой ситуации. Только в дверь…
— Подожди, — останавливает начальник и молчит, бесцельно перекладывая бумаги на столе. Собрался с духом и мажет новую чёрную полосу на моём дне: — Не будет тебе квартиры как обещал, — и глаза прячет. — Профком, партком и комсомол отказали, а я не сумел отстоять. Однокомнатную отдали Зальцманович, остальные — семейным. — Поднял глаза: — Говорил я тебе — женись! Тем более что и невеста есть. Чего тянул? — нападает, защищаясь. — Твёрдо обещаю, — продолжает, но зуб ногтем не дерёт, так я ему и поверил во второй раз, — в следующем доме обязательно будет, своей властью дам, — мог бы и сейчас, думаю, да не захотел с новым техруком ссориться, — только женись. — Стою, слушаю с опустошёнными мозгами и скрючившейся душой и ничего не хочу: ни месторождения, ни квартиры, ни невесты, ничего… оставьте, наконец, меня в покое, а то чокнусь. Вышел молча от щедрого начальника, не умеющего держать слово или не считающего обязанным держать его для подчинённого, и побрёл, оплёванный, старческой шаркающей походкой в камералку. Поздоровался чуть слышно. Без Коганши и Траперши стало пусто и очень тихо — никакого жужжания. Гляжу, Розенбаум со своими двумя техниками уже, счастливец, дремлет. Дверь в техруцкую келью приоткрыта. Заглядываю:
— Вас вызывает начальник. — Больше мне здесь делать нечего. Выхожу в коридор, а навстречу — старая любовь: Алевтина. Увидел её, и как молнией по башке.
— Алевтина Викторовна! — ору, забыв про все предательства. — У вас есть анализы по пробам, что вы отбирали на Угловом по детализационным маршрутам?
— Что так срочно? — улыбается дружески — ну, женщина! — Даже не поздоровались.
— Здрасьте, — отвечаю послушно, — так есть?
— Не знаю, — морщится, — пойдёмте, узнаем в лаборатории. — Да, — сообщает в нетерпении, — я теперь старший геолог.
— Поздравляю, — говорю без энтузиазма. Мне её повышение до фени, мне анализы позарез нужны. Оказалось — есть! Ура!.. Ура!.. Заявку, что подписал Шпац, скомкал и выбросил.
— А что случилось-то? — любопытствует женщина. — Почему такая спешка? — интересуется старший геолог. Я смеюсь, мне радостно, сейчас для меня все люди хорошие: и она, и Сарнячка, и Шпацерман…
— Месторождение, — подмигиваю, — наклёвывается.
— Ещё одно? — ехидничает.
Подожди, злюсь за сравнение, скоро не так запоёшь, товарищ старший геолог, это я тебе говорю, лучший начальник отряда. Проглотил обиду, прошу полевые журналы, чтобы расписать анализы по маршрутам и пикетам и вынести на свою схему. Для нанесения маршрута понадобятся и свои журналы, не забыть бы. Пошли в контору, беру журналы и больше мне здесь делать нечего. Только намылился на выход, Шпац выходит из кабинета.
— Зайди. — У него сидит и. о. техрука, шваркнула по мне жёлтым взглядом и отвернулась. — Король, — сообщает начальник то, что я и без него знаю и в чём не сомневался, — требует, чтобы ты подготовил и передал материалы, поскольку знаешь хорошо. — Сарнячка тоже разжала ядовитую пасть, обнажила клычки и дарит настоящую новость:
— Дрыботий с Антушевичем настаивают, чтобы ты занялся проектированием на следующий год и был бы автором геологического отчёта за два года, — скромно потупляется и тихо добавляет, — вместе со мной.
Сам не ожидая, я расхохотался, и чем больше глядел на их недоумённые постные рожи, тем больше ржал, захлёбываясь нервным смехом. Надо же — всем я, оказывается, нужен, везде нужен — во всех дырках затычка, что они без меня? Нуль с минусом! Ничего не могут. Еле унялся, глаза вытираю, говорю покровительственно:
— Вы пока решите между собой, чем мне заняться, а я пойду собираться, — и уже на выходе Шпацерману: — На машине не подбросите?
— В ремонте, — цедит сквозь зубы.
— И на том спасибо, — благодарю, вспомнив, что видел, как сломанный газик резво выкатил за ворота.
Собраться мне, холостому и вольному — дело минутное. Вскинул на плечи почти не разобранный рюк, и давай бог ноги из этого змеепитомника, проверить, как там мои будущие семейные кандалы. Открываю дверь в знакомый цех по ремонту человеческих деталей, вижу, плетётся по коридору знакомая до боли в колене фигура.
Читать дальше