Макар Троичанин - И никаких ХУ!

- Я – тоже, - присоединился Василий. И тут посыпалось со всех сторон:

- И я, и я, а я что – лысый? – Так и закончились наши не догулянные спорт-отгулы.

Первым открыл эмблемный диспут, аккуратно жуя масляный пирожок с потрохами, Доу-Джонс:

- Можно, - предлагает, - сделать простую надпись «Викеша» через всю грудь английскими буквами.

- Почему английскими? – поперхнулся от негодования и непрожёванного яства славянофил Старче.

- А потому, - объяснил англофил, проглотив сначала кусок, - что там уже есть надпись на английском «Рибок».

- Ну, и будут читать твои янки, когда мы поедем к ним за бугор, «Деблюкеша», - неосторожно засмеялся, закашлявшись от торчавшего в зубах пирожка, смешливый Федя.

- Вот язык! – возмутился Вахтанг между двумя жадными укусами. – У нас как написано, так и читается, три буквы – и всем понятное слово, а у них? Одно пишут, другое читают. Я против английской надписи через русскую грудь, - и гордо выпятил грузинскую шерсть.

- Между прочим, с Рибока можно потребовать комиссионные за рекламу фирмы, - деловито заметил финансовый гений Григорий, захватывая по пирожку в обе руки.

- Точно! – поддержал идею Витёк, вечно страдающий безденежьем. – Займись, Бен, это по твоей части.

- Можно, - согласился предприниматель, - но нужен начальный юридический капитал, - тонко намекнул на толстые обстоятельства, и выгодное дельце пришлось отставить.

- А что, если дать только одну большую английскую букву «В»? – зарделся от собственной смелости Царевич и отдёрнул руку, протянутую за очередным пирожком.

- Нет, - возразил вечно голодный Витёк, которому непрожёванные пирожки не мешали говорить, - лучше: даблю, даблю, даблю, точка, Викеша, точка, ру.

- Мамма-мия! – попенял каптенармусихе Циркуль, которому хватило при его вытянутости одного короткого пирожка. – Не могла выбрать не с Рибоком, а с Викешей?

- А давайте напишем нашу лозунг-клятву, - заорал осенённый Фигаро. – Малыми буквами: «и никаких», а ниже крупно – «ХУ»!

- Ну, и как тебя, думаешь, будут обзывать фанаты с трибун? – ехидно поинтересовался Старче, вытирая руки о Беновскую футболку. Тот отшатнулся на Царевича, выбил из его рук пирожок и выронил свой, поднял, аккуратно вытер клочком бумаги и принялся быстро жевать один за другим.

- Причём здесь подписи, - встрял в деловое обсуждение злой от диеты наш главный выдумщик Макс, - когда нужна эмблема? – и предложил: - Даём волнистый контур мяча, внутри букву «В» на любом языке, можно вторую в переводе первой, а из-под мяча две скрещенные ноги в гетрах и бутсах.

- Обеими руками – «за»! – поддержал сообразительный Гришка. – Знак футбольной смерти, как на столбах с высоким напряжением. Может, вместо мяча изобразим контур черепа Викентия Алексеевича?

Тогда и я высказался, настаивая на крупной букве «С» с намёком на любимый «Спартак» и маленькую «т» внутри без всякого намёка, а как сокращённое «Сантехника». Но такую прозаическую эмблему отвергли хором, даже не обсуждая. В общем, спорили до хрипоты, пока не прикончили все пирожки, и тогда решили единодушно: обойдёмся без эмблемы. Как в науке: прения до парения, а в результате – мыльный пузырь. Кто сказал, что в спорах рождается истина? Истину откроет только время, а оно – и долгое, и короткое.

Когда обжоры, наконец-то, разошлись по домам, чтобы переварить дармовые пирожки и подготовиться к незапланированной тренировке, и мы с Машей остались одни, я рассказал ей всё без утайки, кроме последней радости. Она, внимательно выслушав и обдумав информацию, одобрила наше с Бульдозером соглашение, а я вдруг ни с того, ни с сего увидел в ней обыкновенную женщину, причём довольно привлекательную, и не только сзади. Увидел и страшно смутился и почему-то заторопился домой, бесстыдно оставив её дежурить в опустевшем институте.

«__» «____». До Голгофы или Всеакадемического позора осталось три дня. Тренируемся вполсилы и без приёмов Станиславского, чтобы не травмироваться. Всё драгоценное время отдано футболу. Побоку неудавшаяся личная жизнь, семья, которой нет, любимая работа, когда её мало, недописанная диссертация и не начатая монография. Главное – не попадаться на глаза и на слух Бульдозеру. Уже решили, на что потратим грант. По условиям соревнования траты могут быть только на спорт-амуницию или спортинвентарь, и мы договорились, не жмотясь, приобрести каждому по золотой бутсе, как для лучшего игрока Европы, и по серебряному мячу, как для лучшего бомбардира. Потом можно будет подменить на окрашенные золотой и серебряной краской, а от драгоценных призов отпиливать по кусочку и тратить с пользой. Все, как сговорились, решили бросить работу и жить припеваючи, а мне, как всегда, не везёт – надо будет уродоваться над монографией и диссертацией. И почему это людишки вместо того, чтобы жить спокойно, дремать бы за кульманом до пенсии, ищут на дурацкую голову стрессовых развлечений? Не иначе как заложен в нас саморазрушающий механизм. Где восстановительный, я знаю, а где разрушительный? Напротив, что ли? Слабо ещё разбирается медицина в человеческом организме, копается как в потёмках. Ну, кто скажет, где в нас зарыт талант? Дискета такая, что ли? Узнать бы, можно было бы пересаживать из ненужных нужным людям. До гранта ещё целых три дня и три ночи, а у меня ноги дрожат, в животе тянет и в кумполе – полный ералаш из петросятины. Чем ближе к ристалищу, тем меньше надежды вернуться под щитом. Но о худшем перед соревнованиями думать нельзя, и мы хорохоримся, когда вместе, и впадаем в уныние порознь. Гусар, в конце концов, не выдержал и выдал себя по-свойски: