Макар Троичанин - И никаких ХУ!

- Фигаро – здесь, Фигаро – там, скоро получит по рогам… - проблеял скороговоркой Бен-Григорион.

- А ещё что вы можете? – лишил Фёдора ответной отпорной арии режиссёр. – В зеркало бы смотрелись прежде, чем детей делать! – Зинуля с Нинулей тоненько захихикали, прячась за спину Марьи Ивановны. – Обиднее и стыднее всего, что над нашим амёбообразным сложением смеются все окрестные женщины, и не только наши, - Викентий Алексеевич обратил хмурый взор в сторону женской фракции института. – Вы, Мамма-мия, смеётесь?

Та подтолкнула дужку очков, открыла рот и недвусмысленно выдала громко и резко:

- Ха-ха-ха!!

Ей вторили Зинуля с Нинулей:

- Хи-хи-хи!

- Вот! – удовлетворился экспериментатор. – Факт – на губах! Но ещё паскуднее, когда смеются эти… бабьё из посудо-хозяйственного, вместе со своей дебелой директоршей.

- Напрасно ты так, - укорила Марья Ивановна, вступившаяся за бабьё, - Анна Владимировна – очень симпатичная и умная женщина, хорошо сложена для своих лет и держит себя в теле – не чета вам, разгильдяям.

Викентий Алексеевич покрутил головой, прогоняя смущение.

- Ну, если только сзади… - промямлил он, не сдаваясь. – Но не о том разговор. А о том, что, как они утверждают, ни одному из нас не пнуть футбольного мяча так, чтобы он улетел с поля на трибуну.

- А зачем его туда пинать? – заволновался Серый. – Я раз сидел на трибуне, а какой-то костолом пнул в меня с поля. Хорошо, что я увернулся в последний момент, а мяч врезал по кумполу сзади сидящей бабе-раззяве.

- И чё? – поинтересовался Витёк результатом встречи двух шаров.

- А ничё: копыта откинула, и уволокли новые ставить.

- Можно и не на трибуну, - дал потачку Викентий Алексеевич.

- Так можно и на поле кого-нибудь уделать, - остерёг Фигаро. – Я раз видел, как негра пнул мяч с лёта, а другой, не такой тёмный, видно, недоделанный, принял с дурика на башку и тоже скопытился. Так что…

- Да пиннём мы, Викентий, - обнадёжил Старче, - пиннём, не сомневайся. Зови тех баб – всех с копытков, и пусть оттаскивают за ядовитые языки.

- О-ё-ёй! – брезгливо выговорила Марья Ивановна. – Как бы вас не пришлось оттаскивать за длинные языки к хирургу.

Баламутная аудитория никак не хотела настроиться на серьёзный лад, подобающий критическому общественному мнению. Пришлось Викентию Алексеевичу подлить масла в затухающий огонь.

- А ещё, - сообщил он, - кто-то пустил гаденький слушок… - он повёл глазами вокруг себя, заглядывая за кульманы, и все за ним, пытаясь определить – не залетел ли тот и сюда, - …о том, что если нас выпустить на футбольное поле командой, да ещё одетыми в трусы и майки, то зрители от смеха сплошь ука… и упи… а соперники от хохота не смогут попасть по мячу.

Сообразительная Марья Ивановна, поняв нехитрую тактику шефа, поддула в разгорающийся огонёк:

- Мне так в открытую говорят: стыдоба!

- И нам, - тут же пропищали Зинуля с Нинулей.

А Викентий Алексеевич докапал последнее:

- Так и кажется, что все в затылок лыбятся, записав нас в недоразвитые. Особенно потешаются над «пузачом».

- Дался вам этот пузач, - возмутился молчавший до сих пор Макс. – Вчера слова не давали сказать, сегодня я сам решил не баловать вас светлыми мыслями, не крякать как гадкий утёнок, но вы вынуждаете, и я утверждаю: среди всей вашей недоразвитой кодлы я – единственный настоящий мужчина с твёрдым и выдержанным нордическим характером. А что касается моих пресловутых габаритов, то они, если тщательно измерить, вполне соответствуют классическим модельным стандартам – 60-90-60 – и мой затылок никто не сверлит.

- И немудрено, - усмехнулся Викентий Алексеевич, - он у тебя давно сросся с шеей и покрылся непроницаемой жировой бронёй.

- А если надо будет, - не позволил себе ввязаться в бессмысленную свару единственный настоящий мужчина, - за наглую сплетню кого-нибудь пнуть в одно место, то за мной не залежится…

- Однако, - взъярился и Старче, - хватит тянуть за душу, выкладывай, Викентий, что ты снова задумал против нас?

Помолчав и сосредоточившись, шеф выпалил совсем неудобоваримое и неожиданное:

- Я бы по-мужски принял вызов и выступил сплочённой футбольной командой на спартакиаде.

Все, опешив, и рты раззявили, и лица вытянули, и глаза округлили.

- Ты что, рехнулся? – грубо рявкнул Старче. – Нарочно нас хочешь выставить на позор перед змееязыким посудо-хозяйственным скопищем? – и ещё грубее: - С ихней Анной, что ли, стакнулся?

Все так и замерли, ожидая взрыва со стороны шефа, а он отвёл в сторону виноватые глаза футбольного провокатора и смиренно отверг бестактные предположения: