Ева Софман - Солнце в зрачках

А я ведь тоже когда-то загадывал, прикидывал да предполагал, да ставил себя на место других, с какой-то едкостью вспомнил Анджей. Откуда ей-то знать? Даже интересно, когда жизнь щёлкнет рыжую по носу так, что и она поймёт — далеко не всегда всё идёт так, как мы предполагаем, а в жизненной ситуации человек крайне редко ведёт себя так, как хотел бы.

— Просто… единожды сотворив новый мир и новую жизнь, невозможно взять и отказаться от этого. Это же не случайно нам даётся. Не напрасно, не впустую. А что мешает вам вспомнить, как вы были писателем? Что мешает вам писать, как когда-то? Быть волшебником, быть… Демиургом?

— Даже пять лет назад всё было бы не так просто, — повторил Анджей свои собственные слова, сказанные две недели назад. Две недели? Как будто вечность прошла. — А сейчас… Я не могу писать, как когда-то. Потому что я не могу жить, как когда-то.

— Пишите по-другому. Но пишите!

Он провёл ладонью по лицу, точно снимая паутину. Устало… Да, раздражения не было. Только усталость.

— Полина, я не могу писать, — слова крупной дробью сыпались в прохладе вечернего воздуха. — Чтобы творить, надо жить. Я — существую.

В её лице он прочёл удивление. Непонимание. Упрямство.

— Да, ещё пять лет назад я смог бы измениться, если бы захотел. Если бы у меня хватило сил преодолеть себя и окружающих. И сломать стену равнодушия между ними и моими… мирами. Это только на словах кажется таким простым. И только в вашем возрасте. Устрица, вы сказали? Ну да… Так вот, чем старше устрица, тем крепче её раковина, как вы понимаете. И тем труднее устрице её ломать.

Он нашарил в кармане ключи.

— Но когда твоя жизнь разделяется на "до" и "после", когда ты твердишь себе, что всё это происходит не с тобой, когда твои чувства атрофируются, когда ты перестаёшь ощущать прикосновение ветра, тепло солнца, вкус хлеба… Да, потом, когда ты понимаешь, что это реальность, всё возвращается. Но совсем другим.

Рыжая смотрела на него, и в её слепых глазах Анджей читал невысказанный вопрос — а как же иначе?

— И Марьгригорьевна, рассказывая вам обо мне, ни разу не упомянула о том, что случилось пять лет назад?

Она мотнула головой.

— Понятно, — он вытащил ключи из кармана и отстранённо покрутил их на пальце. — Хотите знать?

Полина, помедлив, кивнула.

— Я убил свою жену. И ребёнка.

Анджей отвернулся. Не обернувшись, он вошёл в подъезд.

Она его не окликнула.

В понедельник Анджей возвращался домой в первом часу. Ночь выдалась по-осеннему холодная, прозрачная, с оставляющим на губах свежий водяной привкус ветром.

У знакомой скамейки Анджей, кажется, ускорил шаг. Даже интересно, приходила ли она сегодня в парк. Наверное, нет. Наверное, поняла, что…

— Полина?!

Ветер гнал ещё редкие кленовые листья ему под ноги, а она шла по дорожке, неслышно, обняв себя руками, зажав тросточку под мышкой, наугад. Она не шла — скользила, словно ступала над асфальтом по этим уже осенним листьям, словно тоже гонимая ветром.

— Полина, сумасшедшая! Что вы здесь делаете в такой час?!

Обернувшись, она пристально взглянула на Анджея.

На него?

— Почему вы меня обманули?

— Что?

— Бабушка рассказала мне об аварии. Это был несчастный случай. Почему вы сказали, что убили их?

Анджей смотрел на её посиневшие губы.

— Как вы выбрались из дома?

— Почему, Анджей? Почему вы вините себя?

— Как вы…

— Хорошо, я скажу! У бабушки проблемы со сном, она принимает снотворное в полдвенадцатого и спит мёртвым сном, а я вполне способна сама открыть дверь. Ваша очередь.

— И сколько вы тут стоите?

— Достаточно, чтобы иметь право ответа на свой вопрос.

Анджей прикрыл глаза.

Темнота. Дождь. Вспышки встречных фар. Пригорок. Её смех. Знакомый писк… Мельком — ядовитая зелень чьей-то куртки, а потом — скулёж тормозов, глухой удар, переворот, и мир летит кувырком, стучит, визжит, бьётся…

Картинки. Как в тех кошмарных снах, которые ему не снятся.

Ведь у него есть другие.

Чтобы он проснулся, задыхаясь, не нужна авария. Лишь бледное лицо в облаке светлых волос, и золото длинных ресниц, и молчаливый взгляд васильковой синевы глаз.

— Почему? — открыв глаза, устало взглянул на рыжую. — Потому что — правда.

— Вы ехали на дачу, было темно, шёл дождь, а девочка перебегала дорогу в неположенном месте! Вы сделали всё, что могли, вас просто занесло! И потом… кювет глубокий… С чего её вообще понесло перебегать ночью через шоссе? Да ещё не посмотрев толком по сторонам! — рыжая говорила горячо, быстро, глотая окончания. Непонятно было, кого больше убеждает — Анджея или себя.