Ева Софман - Солнце в зрачках

Посвящается трём людям: маме, как моему путеводному маяку, Солнечному, как ассоциативному музу, и Сиреневому Коту, без поддержки которого это не было бы написано.

"Зорко лишь одно сердце. Самого главного глазами не увидишь".

А. Сент-Экзюпери

Солнце в зрачках

Анджей захлопнул крышку ноутбука и, потирая ноющие виски, откинулся на спинку стула. По ту сторону застеклённой двери монотонно брюзжала на сотрудников фирмы уборщица — бегают туда-сюда всякие, пачкают свежевымытые полы.

Всё-таки стоило уехать куда-нибудь хотя бы на пару недель — от уборщиц, суетни, головной боли, стопок документов и бухгалтерских книг…

На крыльце курила пара девиц в офисных костюмах. Заметив Анджея, они поправили волосы и неспетым дуэтом попрощались. Он кивнул, поудобнее перехватил чёрный кожаный дипломат и направился к метро, провожаемый девичьим хихиканьем.

Щёлкающий створками-челюстями турникет, жёлто-плафонный эскалатор, молекулярные светильники Менделеевской, вагон с истрёпанными коричневыми сидушками. Вагон, станция, эскалатор, турникет. Улица. Привычный алгоритм.

Анджей возвращался домой через парк. Этой ночью наступивший август пролился на город холодными дождями, окрасив небо в серый. Сейчас серость сгустилась сумерками, а небо хныкало мелкой моросью. Пусты были парковые аллеи. В отдалении шумело машинами шоссе.

И тем яснее прозвучали вдруг звуки флейты.

Флейта, откуда ты здесь?..

Парковая дорожка делала крутой поворот. Анджей завернул.

Флейтистке было лет семнадцать-восемнадцать. Она сидела, поджав одну ногу под себя — точно не на парковой скамейке устроилась, а дома на диване. Светлые джинсы, белое пальтишко и рыжие волосы оттенка липового мёда. Яркое пятно среди бесцветности неба, темноты асфальта и унылой древесной зелени, неумолимо приближающейся к увяданию.

Анджей остановился чуть поодаль. Тонкие руки порхали по клапанам флейты, точно бабочки. Тихие, грустные звуки почти видимо сплетались в прозрачное кружево, рассыпались радужными осколками, пели в душе чем-то тёплым, близким, таким родным…

Мелодия взмыла в последние октавы, замерла на высокой ноте и истаяла в прохладе дождевой мороси.

Рыжая опустила флейту, глядя куда-то перед собой. Анджей моргнул, возвращаясь в реальность.

— Прекрасно играете, — сказал он, чтобы как-то оправдать своё присутствие.

— Вам просто не с чем сравнивать.

Голос у неё был высокий, певучий, чуть сглаживающий букву "р". На Анджея рыжая по-прежнему не смотрела — ему даже обидно стало.

— Есть. Я музыкальную школу закончил.

Рыжая вдруг улыбнулась по-детски радостно, с ямочками на щеках — так светло, будто он сказал ей что-то необыкновенно хорошее.

— И на самом деле хорошо получается?

— На самом деле. На слух пианиста, правда.

Взглянет она на него когда-нибудь или нет?

Рыжая, точно услышав его мысли, наконец повернула голову:

— Музыкант, если хороший, халтуру на любом инструменте различит.

Но смотрела не в глаза, а куда-то мимо. Неподвижными глазами цвета морской волны, с застывшими точками зрачков. И только тут Анджей увидел прислонённую к скамейке длинную белую трость.

— Заметили, да? — неожиданно сказала рыжая.

— Да, — после некоторой заминки ответил Анджей.

— Удивлены?

— А… почему я должен удивляться?

— А они все удивляются. Я уже привыкла.

Она протянула руку, уверенно нащупала чёрный футляр, лежавший рядом на лавке. Откинула крышку, достала бархатный чехол.

— И знаете, что их больше всего удивляет? Что у меня футляр закрыт, — изящные длинные пальцы с ловкостью привычки зачехляли инструмент. — Что я ничего не прошу. Просто играю. По их мнению, слепой может брать в руки флейту только для того, чтобы клянчить милостыню. А тем более играть на улице.

"Их" рыжая выговаривала с какой-то особой интонацией. Печально и досадливо одновременно.

— А зачем вы тогда?..

— А обязательно нужно делать зачем-то? Просто. Просто играю, — она уложила инструмент в футляр бережно, точно ребёнка в колыбель. — Просто хочется не дома, а под небом. И чувствовать ветер на лице. И вдыхать свежесть. А дождь на губах — вы замечали, что он сладкий?

— Замечал…

Стукнула крышка, щёлкнули застёжки. Рыжая встала, перекинула футляр через плечо и взяла в руки трость. Вновь обернулась к Анджею.

— А знаете, — задумчиво сказала она, — я вас совсем не боюсь.