Бахыт Кенжеев - Плато

У всех свои дома, авторитетно говорил один морячок, культурная страна. И машины, добавлял второй. У некоторых и по две, поправлял третий, там машины дешевые, на любом углу магазин. Ну, и голи перекатной тоже хватает, замечал второй. Этой братии повсюду много, заключал первый. В Гусеве протрезвевших и помрачневших морячков сразу же увели, а в зал ожидания запустили другой экипаж, которому по неисповедимой бюрократической глупости предстояло лететь три часа до Города, на том же самолете возвращаться в Гусево, а затем и в Столицу. Глядя на подневольных рыбарей, Хозяин развеселился, и даже приценился в беспошлинной лавочке к пластмассовому тотемному столбу и шлепанцам из оленьего меха (не зная еще, что ему не продали бы ни тотемного столба, ни шлепанцев, ни кленового сиропа, ибо он уже находился на аркадской территории).

После утомительной ночи и первого в жизни шестичасового перелета он клевал носом, но заснуть не мог. В студенческие годы у Хозяина был соученик из одного разоренного многолетней войной дальневосточного государства. Имя его он позабыл, однако в памяти навсегда отпечатался высокий отчаянный крик Я ХОЧУ СПАТЬ ПОГАСЬИТЕ ПОЖАЛУЙСТА СВИЕТ. Огромные, небритые, полупьяные соседи по комнате, хохоча, продолжали шлепать по столу игральными картами, между делом изрыгая хулу на утопическое правительство. Щуплый дальневосточный человек никогда не поносил властей - ни собственных, ни отечественных. Разумеется, могли донести, выслать на родину, а там разговор с ним был бы недолгий. Но была и иная причина: выражение счастливого удивления, все пять лет в Столице не сходившее с его широкоскулого дубленого лица. На последнем курсе он стал все чаще приносить в общежитие ящики с покупками. Уродливый велосипед, ненадежная швейная машина отечественного производства, несколько дюжин толстых тетрадей, пакеты одежды, ящики тяжелых, смазанных тавотом банок с консервами. Вещи покрупнее складывались в подвале общежития, помельче - в фанерный чемодан, занимавший все пространство под кроватью дальневосточного человека. Издевки товарищей по комнате он встречал молчаливым и даже отчасти высокомерным взглядом. Ребьата, сказал он с птичьим своим акцентом, когда его совсем задразнили, совсем замучили рослые ночные картежники, на что вы жалуетьесь в своиом государстве, почьему вы не даиоте мне заснуть, критьикуя свое правитьельство, ведь у вас всио есть. Всио, погасите, пожалуйста, свиет.

Вот и теперь, многие годы спустя, господин с эспаньолкой мучительно хотел спать. И некого даже попросить выключить свет: постаревшую луну, и постылые звезды, и неживой уличный фонарь над обледенелой мостовой.

Он встал с постели и босиком прокрался в ванную, вздрогнув, когда теплый паркет под ногами сменился ледяным кафелем. В треснувшем зеркале отразилась обрюзгшая, страдальческая физиономия. Среди незнакомых лекарств Сюзанны отыскалась пачка желатиновых капсул с разноцветными бисеринками внутри. Он заранее поморщился: капсулы вечно застревали у него в горле.

Не доходят руки даже сменить зеркальце на аптечке, наивный Гость не заметил, как запущено жилье на Западном склоне, а Хозяин постыдился признаться, что дом остается для него чужим, как снадобье в капсулах, совокупностью добротных строительных конструкций, престижного местоположения, да известного участка аркадской земли, где все лето цветут одичавшие розы и колосится сорная трава. Он втайне от жены купил его тайком от жены (оправлявшейся тогда от несложной, по его понятиям, операции), привез ее - еще на старом голубом "Бьюике", - отпер дверь - и поразился, обернувшись, потому что радости не увидел на исхудавшем лице Сюзанны. Запущенный дом продавался с большой скидкой, а Хозяин (как и его лучший товарищ)(???) любил работать руками, циклевать и ошкуривать, заменять электропроводку и чинить прохудившиеся краны. И когда жена в Столице заставала его с дрелью или рубанком, он шутил, что в следующем воплощении станет ремесленником, а то и сапожником, чтобы среди пирамидальных вороненых гвоздиков, среди колодок, шнурков и баночек с ваксой дышать крепким, с несравненным едким оттенком, запахом сапожной кожи, стучать смешным молотком и зубами откусывать дратву. В следующем воплощении, веков через десять, когда сапожников будут ценить не меньше, чем ювелиров. Их и сейчас ценят, - замечала Сюзанна, выгружая на кухонный стол то вялые овощи, то кусок мяса, завернутый в газетную бумагу, - если под следующим воплощением ты имеешь в виду наш переезд. Но ты же знаешь, не для того я все это затеяла.