Она хотела быть замеченной мною, и хотела слушать меня.
Все это вижу я в распахнутых лучистых глазах.
А кончики нежных губ как будто слегка шевелятся, складываясь в едва различимую ласковую улыбку, ниспосланную сейчас лично мне, чтобы подбодрить меня и позволить говорить.
— Матушка, Пресвятая Богородица, Пречистая Дева Мария, ты заступница всех сирот, прости великий грех мой и заступись за меня перед сыном твоим.
Матушка, научи меня, как поступить и как жить дальше, убереги меня от страшного греха и пошли мне избавление от моих страданий. Но более тебя прошу, Матушка, Пресвятая Богородица, научи меня, как избавить от страданий душу раба твоего Егора, помоги ему, пошли покой его душе. Если и вправду, Господом Богом дозволено нам соединиться в том, ином мире, научи меня, как сделать это, не совершая смертного греха, в котором уже повинна я, ибо мысленно совершила его не один раз и готовлюсь совершить наяву. Спаси меня, Матушка, потому что не к кому мне более обратиться, нет у меня никого на всем белом свете. Тот, кого любила я больше жизни, предал меня, и одной тебе ведомо, как я страдала, какою болью исходило мое сердце, как надрывалась душа! Но теперь он зовет меня к себе, так как же я могу не последовать его зову? Ведь ему плохо, он страдает, и только я могу ему помочь. Ведь я простила его, как учишь ты и сын твой, Господь наш Иисус Христос! Но как же помочь ему, не совершая смертного греха?! Как, матушка?!! Научи, помоги, пошли мне скорую смерть, чтобы не нарушала я Законов Божьих, и не губила свою бессмертную душу! Ты ведь знаешь, ничто не держит меня на этой земле, и жизнь не дорога мне, и уже даже смерти не боюсь я, но боюсь смертного греха.
Как же поступить мне, Матушка Богородица, Пречистая Дева Мария, прошу, научи!…
Я никогда не знала молитв, кроме краткого « Отче наш», и никогда не обращалась к Господу и Святой Богородице с длинными речами и просьбами.
Откуда взялись во мне сейчас все эти странные слова, чудным образом складывающиеся в целые фразы, довольно складные, а главное, поразительно точно отражающие состояние моей души, я не знаю.
Но я говорила и говорила, обращаясь к светлому лику, шепотом, торопливо, при этом слезы ручьями катились из глаз, а руки сами молитвенно сжимались у груди.
Я говорила, возможно, уже повторяясь и захлебываясь слезами, и мне хотелось кричать, и упасть на колени подле иконы и биться головой о пол, как это делают некоторые верующие люди. И только толпа, плотно подпирающая со всех сторон, останавливала меня от этого.
Но она не могла помешать мне говорить.
А внутри меня словно прорвалась какая-то невидимая плотина, и хлынувший поток чувств: горя, растерянности, страха, любви и жалости к Егору рвался наружу, к единственной, внимательной и сострадающей мне слушательнице.
И по мере того, как я говорила, глаза ее наполнялись скорбью, но и огромная жалость ко мне плескалась в ее ясных глазах.
Она слышала меня, она понимала, и теперь я была уверена: она не оставит меня один на один с моей бедой.
Кто-то снова слегка коснулся моего локтя.
Оглянувшись, я вижу перед собой маленькую хрупкую старушку, с пергаментно-белым прозрачным лицом и добрыми бледно голубыми глазами.
На голове у старушки не платочек, как у большинства пожилых женщин в храме, а темная, маленькая и заметно потертая шляпка с черной вуалькой, спадающей на высокий лоб, на плечи накинут старенький, пожелтевший от времени кружевной пуховый платок:
— Молитесь, деточка, как велит вам сердце — шепчет мне старушка тонкими бесцветными губами, — молитесь, не обращая ни на кого внимания. Пречистая Дева Мария внемлет вам, верьте! Верьте, и ваша вера подскажет вам дорогу.
Только вера помогала людям пережить страшные беды и остаться людьми, я это знаю, потому что сама выжила только лишь потому, что верила искренне.
Простите, что помешала вам, но вы так трогательны и одиноки, потому я и позволила себе отвлечь вас. А теперь молитесь, молитесь, и Господь сохранит вас.
Старушка близко наклоняется и торопливо крестит меня маленькой сухонькой ручкой, затянутой в истертую лайковую перчатку. От нее неожиданно долетает до меня знакомый с детства и давно уж позабытый запах духов "
Красная Москва", ими когда-то душилась и моя бабушка.
И шляпки она носила такие же маленькие, изящные, с темными паутинками вуалеток, и перчатки.
Я хочу поблагодарить старушку, и сказать ей, что она вовсе не помешала мне молиться, но толпа уже оттеснила ее от меня.
Читать дальше