Марина Юденич: Дата моей смерти

Первые дни, проведенные в клинике после операции, я очень боялась, что Муся прорвется каким-ни будь образом ко мне в палату.

Разумеется, мне было известно, что идет следствие, что сестра ее исчезла, а Мусю таскают по инстанциям.

И уж, конечно, существует строжайший заперт на ее появление в клинике вообще, и в моей палате, в частности.

И все-таки я боялась, потому, что совершенно не знала, как мне вести себя с ней и что говорить.

Обвинять, упрекать, ругать, прогнать ее, даже просто молчать презрительно я бы не смогла.

Но что? Что должна была сказать я ей, если прощения не было в моем сердце?

И что, могла я услышать от нее?

Нет, сознание мое категорически отказывалось размышлять в этом направлении, и я почти панически боялась.

Теперь же страха нет, но и ничего больше нет.

Я внимательно прислушиваюсь к себе, прежде чем извлечь письмо из конверта.

И не нахожу в душе никаких чувств.

Тогда я разворачиваю письмо.

"Глупо и подло с моей стороны просить у тебя прощения, — пишет мне Муся, — потому что твое прощение, если даже ты по доброте душевной простишь меня, ничего не изменит. Степень моего предательства невозможно измерить, и никто, кроме меня самой, не знает, какая кара уже постигла меня, а какая еще только ожидает впереди. Я знаю, и принимаю все без ропота, не пытаясь кого-то разжалобить. Напротив, я хочу, самого сурового наказания, которое только возможно.

Но все же, я беру на себя смелость обратиться к тебе с очень странной и дерзкой просьбой. И вероятнее всего, ты не выполнишь ее, и будешь тысячу раз права. Но все — таки — я прошу. Я знаю точно, что та могила, которая предназначалась тебе, не занята, и крест, который готовили для тебя, тоже никем пока не востребован. Вчера, я была на кладбище и узнала все это наверняка. И вот о чем я прошу тебя: пожалуйста, разреши, чтобы меня положили в ту самую могилу, и пуcть над ней поставят тот крест. Я не могу объяснить тебе, почему я прошу об этом. Не потому, что хочу что-то еще скрыть от тебя, просто сейчас я пребываю в таком состоянии, что обыкновенные людские слова перестают даваться мне, я словно бы забываю их, теряя смысл и значение. А это объяснение требует многих слов, поверь, их просто уже нет у меня. Это все. Если ты не захочешь этого сделать, я не обижусь. Хотя, как это я могу обижаться на тебя, после всего, что случилось?!!

Нет, я не то хотела сказать.

Я приму любое твое решение, как должное.

Прощай. Мария."

С первого же раза я запоминаю письмо практически наизусть.

В душе моей по-прежнему никаких чувств, кроме удивления — Муся предельно точно описала то состояние, которое совсем недавно испытывала я сама. Обычные слова медленно, но неумолимо исчезали из моей памяти, и последние дни, накануне того, когда все должно было произойти, я испытывала серьезные затруднения в разговорах с людьми.

Здесь она не солгала, я могла выступить единственным, причем живым свидетелем этой странной метаморфозы, которая происходит с людьми, готовящимися покинуть этот мир.

И странное дело, именно это обстоятельство, сразу и вдруг определяет мое решение.

Я выполню последнюю просьбу Муси.

Просто потому, что последние просьбы уходящих людей надо выполнять.

Московская область,

Пос. Николина Гора,

Февраль — апрель 2000 года.

РS. Этот роман полностью — от начала и до конца является плодом авторского вымысла. Совпадения имен, названий и жизненных ситуаций, с именами, названиями и ситуациями, имевшими место в жизни реально существующих людей, могут быть только случайными. — М. Ю.