Юрий Тотыш - Алик

Кровля и почва в лаве сошлись, расплющивая тела шахтёров. Для Ивана Викторовича исчезло время. Рядом с ним на рештаках оказались брёвна под два метра. Обычно, он ворочал двумя руками такие тяжести, но тут брал одной, словно спички, и подпирал кровлю над собой. Когда грохот прекратился и наступила тишина, Брызгалов лучом фонаря исследовал пространство. Со всех сторон его окружали кладки породы и угля, которые могли разобрать только горноспасатели. Со стороны завала тянуло прохладной струёй. Пока от вентиляционного штрека к нему поступал воздух, можно было жить. Лишь бы кровля не раздавила последние стойки, возле которых он стоял. Брызгалов поднял луч фонаря вверх и увидел над собой монолитный, без трещин, гладкий потолок. Его чернота на глазах ошеломлённого забойщика стала светлеть, будто кто-то приподнимал крышку шурфа и открывал небо. Сперва оно было мутным, потом серебристо-зелёным и опустилось вниз, растворяя стенки лавы. Иван Викторович глубоко, судорожно вдохнул и… потерял тело. Он оказался в каком-то необъятном пространстве и, словно свободная мысль, блаженно поплыл в нём. Потом в него проникла боль и стала рвать тело. Забойщик зашёлся криком и увидел себя забинтованным с головы до ног на больничной кровати. Перед ним стояла худенькая блондинка с жёлтыми крашеными волосами в завитках до плеч, лет сорока пяти, в белом халате. Как потом узнал Брызгалов, этой суровой на вид женщине пришлось штопать ему раны на лице, на голове, на спине и собирать кости раздроблённой чуть ли не в муку руки. Теперь хирург была довольна своей работой и с нежностью смотрела на ожившие глаза забойщика. Не удержалась, наклонилась и погладила бинты на его голове, похожей на белый арбуз.

— Как, голубчик, на том свете? — ласково спросила она.

Иван Викторович заморгал, не понимая, потом едва слышимым голосом недоуменно просипел:

— На каком?

— На том, откуда ты только что вернулся, — врач снова бережно прикоснулась к нему.

Он вспомнил глубокий серебристо-зелёный свет и сказал:

— Хорошо! Очень хорошо!

После больницы Иван Викторович уверенно вернулся в шахту, но долго не смог работать. К нему во сне и наяву стали приходить погибшие бригадники. Они подсаживались в «пассажире» — так называли подземный поезд, который развозил горняков по забоям. В лаве собирались около него в кружок и молча смотрели как бы с укором. Брызгалов не выдержал, уволился с шахты и пошёл в церковь служить пономарём. Однажды во сне увидел Дугу, своего бригадира. Тот взял его за руку, подвёл к какому-то бревенчатому деревенскому домику и сказал:

— Здесь живёт моя мать. Скоро она придёт ко мне. Возьми у неё икону.

Когда утром Брызгалов проснулся, вещий сон стоял перед его глазами, как живой. Но он не знал, где найти мать Дуги, даже как её зовут. Бригадир больше говорил о своей молоденькой жене, чем о матери. Иван Викторович решил положиться на волю Божью. Прошёл месяц, в церкви его нашла молодая женщина в чёрном платке. Она передала ему икону Спаса Нерукотворного с ликом, вписанным в нимб, и сказала, что мать её мужа, который погиб в шахте, перед смертью просила передать только пономарю городской церкви. Икона была в белой холщовой сумке, плотно завёрнута в бумагу. Когда Иван Викторович дома открыл её, то долго не мог прийти в себя — икона тринадцатого или четырнадцатого века. Он понял, что она попала к нему не случайно, что это промысел божий. Он стал с помощью иконы и специальных молитв лечить людей. После этого Елизавета Петровна места себе не находила, когда Иван Викторович доставал икону и молился. Сперва ругалась, а потом убегала в магазин или к приятельнице через дорогу. Видя большое недовольство жены, Брызгалов говорил, что в ней сидит бес, надо чаще бывать в церкви, избавиться от нечистого. Он тоже может помолиться. Но Елизавета Петровна в ответ махала руками, называла мужа чокнутым на почве религии. Боясь, что она ещё сожжёт икону, отвёз свою ценность на дачу и спрятал в комоде под бельём. Удивительно, после того, как он это сделал, воры стали обходить избушку.

Когда он подошёл к гаражу, то увидел, что снег наполовину завалил железные двери. Иван Викторович сунул лопату в пушистый сугроб. С дерева слетела к нему знакомая сорока, важно затопталась по краю крыши, поднимая и опуская длинный синий хвост. «Жанка!» — обрадовался Иван Викторович, переложил лопату в левую руку, а правой достал из кармана полушубка горсть золотистых хрустящих чипсов и рассыпал на снегу. Сорока камнем упала к лакомству и, не обращая внимания на человека, стала жадно и быстро склёвывать.

Читать дальше