Евгений Витковский - Чертовар

Богдан завернул веко Антибке, поцокал языком. Ему вдруг стало неспокойно. Все-таки надо ехать в Выползово. Дамба слишком близко от Хрени… была. Даже если ни мастерская, ни дом не пострадали… Все равно.

— Пароход пришел… — вдруг сказал Кавель Журавлев из своего кресла, ни к кому не обращаясь, — надо встречать.

Матрона Дегтябристовна тем временем сообразила, что зубы Антибке разжимать нет необходимости, и влила содержимое графинчика в одну из многочисленных ноздрей пресвитера. Черт забился в конвульсиях и стал чихать, — но ему ли было бороться с Варфоломеем.

— И как мы его потащим? — спросил чертовар у всех сразу. Ответ пришел с самой неожиданной стороны — от главы журавлевцев.

— А в мою кибитку положим. Медленно поедем, не торопясь поедем. Я «мерседесы» отдал, у меня теперь оба коня новые, называются красиво — «фольксваген-фаэтон». До берега доедем, а там дорога к тебе накатанная. Кстати, и пароход увидим, он сейчас под Арясин Буян подходит. Прожектор взял? — вопрос был обращен к Хосе Дворецкому. Тот с удивлением покачал головой, в том смысле, что «как же я мог бы забыть?» — и подал Кавелю трубку. Тот затянулся и задремал, сил у него и всегда было мало, а сейчас их не стало совсем: после небольшого приступа ясновидения, открывшего ему, что тот самой пароход, прихода которого он ждал столько времени, уже идет от Волги вверх по почти готовой замерзнуть на зиму Тучной Ряшке.

— Жаль, и посидеть за столом толком не вышло… — печально сказала Шейла.

— Как не вышло? — удивился чертовар — По телевизору мы все важное посмотрели, а прочее берем с собой, у меня на веранде и допразднуем. Ну, остынет кое-что, так ведь и только. В мастерской все закрыто, так что ты запахов не бойся. Только правда нам лучше сейчас туда. Транспорта вроде бы должно хватить. И Кавель Модестович поможет, и Кондратий Харонович…

— И я! — внезапно подал голос чуть ли не из под стола Хмельницкий. — Сейчас самолет прикажу подать, сядем… и улетим… и улетим…

Чертовар незаметно показал Шейле две сложенные под щекой ладони — мол, этого хорошо бы уложить, допраздновался бог десантников. Сортировка гостей пошла быстро: журавлевцы были направлены к своему транспорту, туда же и киммерийцы. Кавеля Глинского чертовар задержал: только не хватало еще в один транспорт поместить двух Кавелей, может и в вездеходе посидеть. Обозревая суетящийся зал, Богдан заметил у окна фигуру, сотрясаемую рыданиями: глядя в темное окно, там трясся в истерике ненарочный колдун Фома Арестович Баньшин. Что-то ведь и с этим несчастным делать надо было. Чертовар подозвал резвую Вассу: одной рукой она обнимала тыкву, другой наскоро отправляла в рот свернутый в трубку блин.

— Васса Платоновна, а Васса… как ты находишь — можно ему помочь?

Старушка наскоро сглотнула блин и отрапортовала:

— Отчего ж нет? С него дар снять можно… А потом не понадобится?

Богдан ухмыльнулся.

— Кто его знает… Права ты, пожалуй. Касьянов глаз — штука ценная, да только как бы его в мирных-то целях?..

Васса посмотрела на Богдана, как на маленького ребенка.

— Всего-то?..

Через полминуты на глаза Баньшину была натянута широкая кожаная повязка, на шею — похожий на ту же повязку ошейник, поводок от которого Васса гордо вручила чертовару.

— Вот, и по мере надобности используй. Только мне бы вот узнать желательно… — ведьма снова засмущалась. Богдан рассвирепел:

— Не знаю я! Не знаю, не знаю! Бери молясину — и радей! Глядишь и откроется тебе…

Разговор был прерван гудком: Давыдка подал вездеход к парадному входу.

Шейла тоже решила поехать — уж какое застолье без хозяйки. Матрона Дегтябристона — та вообще ни у кого не спрашивала разрешения, сразу же пошла заводить верную свою пятитонку. Бывший таксист Валерик оказался за рулем ржавого, выгнанного из глубин подземного гаража автобуса; в него сразу стали тащить стулья: чертовар предупредил, что нужно взять, а иначе на полу сидеть придется.

Выходили медленно и бестолково: Старицкого нагрузили блинами, на Фортуната — единственного, кого решили забрать из малого зала — навесили бутылки, потом Хосе Дворецкий бережно вынес Кавеля Журавлева и его инвалидную коляску, Варфоломей следом потащил Антибку, Веденею неизвестно почему досталось огромное блюдо сациви, Вассе Платоновне препоручили поводок с ненарочным колдуном на конце, Савелию препоручили увязанный в скатерть пирог необъятных размеров вместе со строгой инструкцией «не отщипывать!», академик Гаспар Шерош, которого никто и без того не посмел бы ничем нагружать, вышел, закрывая лицо носовым платком, вроде бы рыдая, однако поспешивший за ним Федор Кузьмич вел себя почти так же, и Кавель Адамович, применив опыт следовательской дедукции, понял, что оба давятся со смеху; жаль, но особо присматриваться он сейчас не мог, ибо тащил в Богданов вездеход тяжелую кузнецовскую салатницу, — с тем салатом, который еще недавно называли «оливье», а теперь уже никак не называли, — придерживая на ней перевернутую тарелку вместо крышки. Рояль Марк Бехштейн увязался вслед за остальными, хотя никакой поклажи на себя навесить не позволил, — короче говоря, на сборы ушло с полчаса. Четырехгорбого верблюда оставили на конюшне под зорким присмотром негра Леопольда, на трехгорбых погрузились Кондратий, Васса, Баньшин и еще кто-то, — словом, когда невероятная процессия выехала из ворот усадьбы, была уже чуть ли не одиннадцать.