Леонид Жуков - Злая фортуна

Гришка расстегнул ворот и почесал грудь в знак недоверия, как на картине «Охотники на привале» Во всю грудь был выколот танк, из которого высунувшийся танкист махал пилоткой. Однако, чувствуя превосходство своего выстрела, он лениво и поддразнивающе продолжал разжигать любопытство зевак:

— Вот так же и американец будет есть свой автомобиль не спеша, пока не съест за год. — И, подумав, добавил: — Зато получит не миллион, а немного побольше…

Дядя Валя самодовольно улыбается и замечает не без иронии:

— Посмотрим, что будет, когда он дойдет до карданного вала!

В кабаке, полном синего дыма, как после дуэли погонщиков быков, которые плохо стреляют, нажимая на количество, от гула нельзя было разобрать ни одного слова. Сидят с красными вытаращенными глазами прямо на бочках и льют пиво, которое уже не лезет, под ноги. Только проворная судомойка с мокрыми руками и черным животом, как у гусыни, ловко пробирается среди страшных людей и хватает со стола кружки, быстро смахивая в них рассыпанную соль, сделав руку ковшиком, и двумя движениями после этого вытирает стол насухо.

Посреди кабака стоит бледный интеллигент, как актер на базарной площади, и показывает фокусы за рюмку водки. В старом пальто на голое тело, он пропил с себя одежду, небритый и вызывает жалость. Потеряв всякое уважение к себе, рассказывает небылицы и фиглярствует.

Вот он берет в ассистенты пьяного мужика и просит его встать на середину с платком в руках. Потом достает папиросу, жарко раскуривает ее и медленно прожигает платок насквозь. Валит дым, воняет жженой тряпкой, и взору зевак предстает огромная дыра в платке, черная по краям. Чародей комкает платок, забирает его в руку и поднимает зажатый кулак кверху. Аудитория не спускает глаз с кулака, жадно уставившись на него. В наступившей тишине кулак медленно разжимается, и все поражены перерождением жженого платка в новый, без единого пятнышка.

— Твой платок, узнаешь его? — громко кричит чародей, а у самого холодный пот струится по лицу, ибо так еще никогда не выкладывались со времен Паганини.

— Мой, — подавленным голосом отвечает ассистент, не понимая, куда могла деться дыра от папиросы.

Аудитория потрясена, будто присутствует при чудесном воскрешении дочери Иаира…

После фокусов следуют небылицы. Вот что он рассказывает:

— Триста лет назад жила-была в Белом море шестиметровая белуга.

Головорезы с черными лицами и белыми зубами, держа стаканы на весу, окружили его, как Цезаря в сенате.

— За этой белугой, — продолжает он, — охотилось три поколения, и никто не мог поймать ее. Наконец ее заманили в стальные сети и вытряхнули на палубу. Капитан, обуреваемый жадностью, поторопился распорядиться, чтобы ее побыстрее разделали, дабы она не досталась другим. Но когда стали убивать ее гирей по голове, она заговорила человеческим голосом…

Сброд дружно загалдел. Начали ссориться и доказывать друг другу, что это возможно и что не только одна белуга наделена этими способностями. Стали по пальцам перечислять, кто еще может говорить по-человечьи. Тут пошли в ход попугай, как царь пересмешников, скворец, ворона и канарейка.

— Как же такую рыбу есть-то, ведь грех-то какой? — протянул фистулой печник с красными слезящимися глазками и поджаристыми ушами, светящимися копченой кровью.

— Знамо! — весело подтрунил сказитель, предчувствуя, что кульминация зреет со скоростью кометы и будет как извержение вулкана.

Тогда самый внушительный бандит, совершенно черный от машинной грязи, гигант с кромкой голого тела, белеющего из-под короткой телогрейки, пропитанной маслами, со страшными выцветшими глазами, обведенными красным ободком, как у пирата Шарки, вкрадчивым басом, полным суеверного страха, сказал:

— Самый большой грех — съесть голубку…

— Почему? — еле сдерживая смех, удивился циник.

— У голубки кровь человечья.

В поезде ехала счастливая собачка. Счастлива она была оттого, что с ней занимался хозяин, который сам был не менее счастлив, уподобившись ей. Это была дворняга грязной масти с черной мордой и короткими лисьими ушами. Хозяин проявлял к ней столько ласки, словно на свете, кроме нее, у него никого не было. Собака была дрянная, так и не выросла, но сколько радости было в ее поведении! Она кидалась к хозяину в объятия, вертела хвостом, пытаясь запрыгнуть на лавку, но на это у нее не хватало росту. Хозяин объяснял всему вагону: