Леонид Жуков - Злая фортуна

Экипаж, привыкший с холодным презрением относиться к людям, не разделяющим их культа, не обратил внимания на его слова. Полковник стал вытирать платком шею-каравай, поглядывая кверху, надежно ли положил папаху.

Великан встал в проходе, повернулся лицом к обществу, словно приготовился запеть, и смиренно произнес:

— Товарищи, простите меня.

Стало еще тише.

— Кончайте с ним! — скомандовал татарин.

Тут на него насели, как на кабана, и стали таранить к выходу. Повергнутый Самсон не успел даже вынуть рук из карманов, как был вытолкнут из самолета и больно ударился затылком о бетонную полосу.

Толпа облегченно загалдела. Загудели моторы, самолет тронулся. Стали доставать из торб бутылки с лимонадом и вонять колбасой. Завязались оживленные разговоры, никто не испытывал угрызения совести. Полковнику сделалось душно, он расстегнул китель и покрылся испариной.

Вскоре неприятное происшествие легко забылось, как выпитая рюмка вина. Самолет покачивало, стюардесса спряталась и убавила свет. Сделалось скучно, как после потушенного пожара, когда белый дым впотьмах соперничает с рассветом. Уже летели высоко над городом, мерцающим огнями, распластавшимся внизу тысячеглазым драконом. Весь самолет спал, запрокинув головы на откинутые кресла, сжимающие сзади сидящих, как школьные парты, напоминающие оковы. Пролезть в такие парты было делом нелегким, и случись пожар в классе, все остались бы в партах, как в сказке о спящей царевне.

Только один полковник не унимался и тяжело вздыхал. Он долго не мог прийти в себя после этой гнусной истории, был глубоко потрясен зверством толпы, для которой строят самолеты, испытывал к ней отвращение и жгучий стыд за ее эгоизм. Ему стало мерзко находиться среди них, а потому тревога, которую они подняли, оберегая свой живот, оскорбляла его человеческое достоинство.

Когда выдра подошла к нему с конфетами, он привстал, пытаясь получше разглядеть ее при боковом свете, и сказал:

— Он тебе будет сниться, как убиенный царевич Борису Годунову!

Купе вагона. Ночь. Маленький лиловый ночник под рифленым стеклом колпака еле освещает отвернувшихся друг от друга спящих, притихших под белыми простынями. На столе недопитый коньяк и остывший чай с позванивающей ложечкой, оставленной в стакане. Вагон мотает, чай плескается, но не проливается на салфетку. За окном чернота леса, трудно разобрать плывущие стеной силуэты еловых верхушек на догорающем перламутре неба. Заснеженный лес тонет в завихрении снежного облака, окутывающего локомотив, прокладывающий пронзительным гудком себе путь в темноте. В щели окна просачивается холодная снежная пыль. Вагон мягко качает, кисло пахнет коксом из тамбура, золушка засыпает в титан совок черной пыли: готовится к станции. Морозно, дверь открывается с лязгом.

На остановке вошел свежий пассажир. Широкоплечий, с заиндевевшими усами и бородой, он похож на охотника, что бесстрашно садится на волка, которого посадили борзые, держащие его за уши. От него пышет силой и здоровьем, молодой румянец раскрасил щеки, видно, он много прошел пешком по морозу.

Пробираясь по коридору и отыскивая свое место, невольно потревожил спящих: стал двигать дверью купе, без конца ходить и раскладывать постель, которая не давалась ему в темноте. Наталкиваясь на полки мотающегося вагона, не мог справиться с нею и в сердцах выругался:

— Что труднее — свернуть газету или расстелить простыню в вагоне?

Раскашлялся, разбудил спящих, их сон перебит. Недовольные забеспокоились появлением незнакомого человека, теперь уж не до сна. Трусость и любопытство так и подмывали их прощупать его, но изобретательности хватило лишь на то, чтобы спросить, какая станция. Бестактность наглецов в конце концов берет верх, и они, как лиса, осмеливавшаяся сесть рядом со львом, бесцеремонно перешли к делу и повели расспрос:

— Вы местный?

— Нет.

— А зачем в наши края?

— В командировку.

— А позвольте полюбопытствовать, что у вас за работа, если не секрет?

На такой неожиданный вопрос не хотелось отвечать, он рассердился и чуть не нагрубил, но решил позабавиться. Требовалось унизить нахалов, и сделать это нужно было изысканно.

— Инспектор по охране природы! — находчиво выпалил нежелательный сосед.

Переглядываются. Что ж тут охранять, когда тайга раскинулась на сотни километров, сколько ее ни истребляй, она от этого не убавится, у человека не хватит сил пожрать такой лесной массив. Если бы не подобралось одно начальство, расспросы, пожалуй, на этом бы и кончились, но досужим стало любопытно, какую природу он собирается охранять здесь и кому это нужно. Доведенный до отчаяния, инспектор выбрал контрманевр, к которому прибегает кошка в узкой подворотне, когда ей некуда бежать и она решается на прорыв, кидаясь в объятия врага: