Макар Троичанин - Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1

Было его, не умеющего жить в реалиях времени и возможностей, жалко, и одновременно брало зло за размазнюйство и стрекозиный нрав, которые, мало того, что приносили вред самому, но ещё и отражались на близких. Впредь жертвовать всем ради этого непутёвого, хотя, в общем-то, и безобидного недоросля, Владимир не мог и не хотел. Теперь у него свои неотложные заботы, до которых нет дела никому, их с Марленом дороги расходятся и хорошо бы навсегда.

- Нет, я уйду сейчас, до вечера надо успеть устроиться. Не получится – вернусь к тебе в огород.

Про себя подумал, что не вернётся ни за что, лучше пристроится на вокзале.

- Да погоди ты! – горячился Марлен. – Отметься хоть с нами, успеешь ещё, если так уж надумал, день длинный нонче. – Ещё раз попытался переубедить: - Можа, всё же останешься? Всем миром быстро построим, ей бо! А то и тебе отдельную хатёнку смастрячим. Давай оставайся. Была не была!

Было не понятно, почему это все должны строить Марлену дом, не верилось в это, и вообще: Владимир трудно добирался сюда не для того, чтобы строить русский дом на русской земле, и уж совсем не для того, чтобы жить здесь. Он здесь – временный и незваный гость, задерживаться нельзя.

- Нет, я уйду.

- Ну, тогда побудь на встречинах, а?

Очень не хотелось, но отказаться Владимир не решился, уж больно тоскливо-безнадёжное лицо стало у хозяина, которому явно было не по себе оттого, что напрасно заманил дорожного друга, насулил всего и не может дать ничего.

- Ладно, - скрепя сердце, согласился Владимир. – Если быстро и недолго.

Обрадованный Марлен заторопился загладить свою вину хотя бы таким гостеприимством, а заодно и отвлечься от уже давящих неразрешимых житейских проблем.

- Айн-моментом всё сделаем, - уверил он и деловито обратился к женщинам: - Мама, Галя. Володя в город уходит, соберите чего-нито набыстрину, пригласите кого, посидим, отметим встречу. Прямо в огороде, в погреб не полезем, на свежем воздухе вольготнее. Галка! Давай действуй. Что-то получишь, если постараешься.

- Я пойду пока к речке, - решил Владимир, не желая мозолить глаза ожившему семейному трио, которому решение гостя уйти в город было понятным и приятным. Женщины Марлена Владимиру не понравились: уж больно черны, мелки и суетливы. Ему казалось, что люди такого склада не могут быть искренними и честными, им всегда надо приспосабливаться, во всяком случае, симпатии они не вызывали, и это тоже было причиной не появляться здесь больше никогда, а значит, отдать дань вынужденному застолью. Не везёт ему: кажется, вот он, конец дороги, а оказывается – самое начало. А может, всё к лучшему? Надо жить отдельно и самостоятельно, так более безопасно и лучше для них с Виктором. Зря он польстился на Марленов приют, судьба его снова поправила. Не должно быть рядом с ним лишних глаз и ушей, болтливых языков и любопытных рук.

- 6 –

На реке ему не удалось побыть одному. Не успел Владимир ещё толком примоститься на небольшом бугорке с сохранившейся зелёной мягкой травкой и пустить пару плоских камешков по лениво бегущей воде, распугав дремавших у берега лягушек, как сзади буквально подкралась, так тихо подошла, Зося. Подсела рядом, обхватив колени с плотно прижатым к ним платьем, уже другим, чистым и ярко-голубым с солнечными зайчиками, с короткими рукавами и более длинным, таким, что без натяжки закрыло ноги по щиколотки. На ногах красовались белые парусиновые туфли, чем-то смазанные, и белые носочки с синей полоской поверху. Вряд ли она подготовилась к празднику у Марлена, где всё было неясно, и о котором могла только предполагать. Скорее всего, наряд предназначался специально для этой встречи с Владимиром, и тому стало приятно, к тому же он не любил растрёпанности и грязи в одежде, особенно у женщин.

- Вы уйдёте? – спросила девушка.

Лукавить не было смысла:

- Да.

- Потому что негде жить?

Подумав, Владимир не стал упрощать ответ:

- Не только.

Рыжая поняла. Поняла, что не понравились и условия, и люди. А значит, и она – тоже.

- Жаль.

- Почему?

Односложный их разговор был понятен обоим и не требовал лишних слов.

- Пока не могу сказать.

- Потом будет поздно: я уйду, вряд ли увидимся.

У него не было намерения вызвать её на откровенность, как-то смутить, вообще говорить с ней серьёзно или, играя, перекидываться словами, подначивая на двусмысленность, просто он отговаривался, не смея грубо прогнать ничем не провинившуюся перед ним девушку. Отвязаться от неё холодностью ответов и ясно выраженной аллергией к беседе не удавалось.