Пол Теру - Коулун Тонг

— Хойт огреб миллион американских долларов на том, что обзавелся новым паспортом. Тебе это проделывать необязательно, но хотя бы подумай, не взять ли тебе год отпуска. Исчезнуть из виду на один налоговый год. Перекантуешься в Монако. В Ирландии тоже можно. Кучу денег сэкономишь.

Чеп, подавшись вперед, сказал:

— Монти, я подумываю остаться здесь, в Гонконге.

— Согласно условиям нотариально заверенного соглашения, это исключено. Тебе придется уехать.

— А кто узнает? — улыбнулся Чеп.

На этом он умолк. Сделал заказ, выждал, пока официант отойдет.

— Я тут кое-какие раскопки произвел, сквайр, — заметил Монти. — Теперь я чуть поглубже знаю нашего мистера Хуна.

— Я его ненавижу, — произнес Чеп ровным голосом. — Кошмарный человек. Грязная свинья. Я ему так и сказал.

— И правильно сделал, — улыбнулся Монти, точно находя в кошмарной натуре Хуна нечто заслуживающее восхищения. — Я проверил. Он тот, за кого себя выдает.

Монти сделал паузу, пока на столе расставляли салаты и посыпали их черным перцем. Подождав ухода официанта, вернулся к рассказу.

— Он ноаковец, кадровый офицер. Его подразделение уже частично разместилось в Стэнли.

Чеп заметил:

— Меня всегда смешило, что китайцы называют свои войска Народно-освободительной армией.

— А это смешнее, чем называть солдат бифитерами [16] Бифитеры — стражники лондонского Тауэра. ?

— Не знаю, — протянул Чеп. — Австрийцы ведь зовут своих штурмовиками?

— Ты имеешь в виду немцев. Разница огромная, — возразил Монти, болезненно скривившись. — Я уже жалею, что тебе рассказал. Поверь, это было непростое решение.

Чеп уже готов был извиниться, но, поглядев на Монти, подумал: «Кожаные штаны, тиролька, пукающие трубы духового оркестра, 'Зунь звой палец…'»

— Твой мистер Хун почуял, что на сделку ты идешь не очень охотно, — сообщил Монти. — Поэтому он и включил в условия продажи вашей фабрики требование, чтобы вы уехали из Гонконга окончательно.

— А если я не захочу уезжать?

— Ему ничего не стоит сделать так, чтобы ты захотел. Указать тебе на дверь, умник, — пробурчал Монти. — Может, с виду он и кажется идиотом, но на деле это опасный противник.

Громко хрустя салатом, глядя прямо в лицо Монти, Чеп сказал:

— Я ни разу не говорил, что он дурак. Я сказал, что он дебил.

— Занятная градация, — заметил Монти. — Один из пунктов документа, который ты только что подмахнул, гласит: чтобы получить денежное возмещение по сделке о продаже фабрики, ты согласен уехать из Гонконга, причем не позднее 1 июня 1997 года.

— Ты почему мне этого раньше не сказал?

— Я тебе сейчас говорю, сквайр. Затем я тебя сюда и пригласил.

— Тьфу! — вскричал Чеп.

Им подали свиные отбивные с жареной картошкой и брюссельской капустой, а на десерт — заварной крем. Чеп подумал, что сам себе подсудобил несварение желудка. Он-то рассчитывал услышать от Монти что-нибудь утешительное, но ланч только прибавил ему поводов для волнений. Хун — не просто скот, но и опасный зверь, к тому же коварный.

— Побереги себя, сквайр, — произнес Монти и для вящей убедительности поднял палец. — Знаешь, что случилось с Фитли?

За кофе в Садовой гостиной — Монти ожидал там супругу, которую как представительницу женского пола в Джексоновский зал не допускали, — упершись локтями в колени, Монти под строжайшим секретом поведал Чепу историю гонконгского адвоката Фитли. Фитли влюбился в проститутку-китаянку, с которой познакомился в клубе в Мун Коке. Чеп навострил уши: он и сам частенько посещал клубы в этом районе.

Воспылав неутолимой страстью, Фитли не давал женщине проходу, осыпал подарками, сделался ее монопольным клиентом, пока бандиты, на которых она работала, не отослали ее назад в Шанхай.

Фитли поспешил вслед с полным чемоданом денег, надеясь выкупить ее на свободу. Бандиты при соучастии самой женщины назначили Фитли встречу, чтобы обсудить дело, и убили. Разумеется, деньги они забрали, но суть тут была не в деньгах. Труп Фитли, разрубленный на кусочки, был обнаружен в ярко раскрашенной железной бочке с надписью «Опасно для жизни». Бандиты перевезли бочку через границу Гонконга и бросили прямо за проволочными заграждениями, на капустном поле, в Лок Мачао. Это было предупреждение всем, кто, подобно Фитли, вздумает спутать проституцию с амурными делами или усомнится в главенстве китайцев.

— Китайская трагедия, — заметил Чеп.

— Я бы сказал, гонконгская история любви, — возразил Монти.