Пол Теру - Коулун Тонг

«У меня не было выбора», — вновь и вновь твердил себе Чеп.

Казалось, еще до начала каких бы то ни было переговоров Хун считал себя владельцем фабрики и не признавал иных вариантов, а Чепу оставалось лишь смириться и отдать фабрику. Но мысль, что мистер Хун вынудил его на этот шаг, бередила Чепу душу.

Зато Бетти радовалась — но от этого, как ни странно, Чепу становилось лишь тоскливее. Радовалась она не только деньгам — «миллиону гиней», но и тому, что, продав фабрику, наконец-то сумела расквитаться с мужем — с постылым мужем, как наконец-то понял Чеп. Ее слова «А я, наоборот, в вину ему ставлю» не шли у Чепа из головы.

Ее недоверие к Чепу, ее докучливая опека — все это объяснялось тем, что он очень походил на отца. Теперь Чеп понял, как жилось его отцу, какую обиду затаила на отца мать. Она не могла простить Джорджу ни его интрижек со швеями-китаянками с фабрики, ни предосудительных связей с филиппинками-официантками, ни тайных визитов в «курятники» и «гнезда фениксов», массажные салоны и «синие отели», ни состряпанных на ходу отговорок. Интересно, а насчет мамы-сан она тоже знает?

— Он меня за дуру держал, — твердила Бетти.

Возможность получить крупную сумму наличными вселила в нее отвагу, разожгла мстительность. Кредит, процентные выплаты, «бумажная прибыль» [13] Бумажная прибыль — прибыль, показанная в записях операций и в бухгалтерской отчетности организации, но могущая оказаться нереализованной. , даже строчки цифр, отпечатанные на страницах банковской книжки, — все эти премудрости так и остались выше ее понимания, но образ лежащего в сумочке кирпичика — оклеенной коричневой липкой лентой пачки розовых банкнот Гонконгско-Шанхайского банка, пахнущего свежей типографской краской денежного брикета трехдюймовой толщины — вселял в нее ощущение силы и даже словно бы возвращал здоровье. «Вот что мне нужно, Чеп, — маленький знак внимания от сэра Гоншанбанка».

— Да, он ни одной юбки не пропускал, дорогой мой муженек, — говорила она. — Гулял напропалую.

Чеп молчал, а сердце у него болезненно сжималось. Говоря об отце, она имела в виду и самого Чепа.

На сделку с мистером Хуном Бетти согласилась охотно. Ее-то убедили безо всяких угроз, она даже благодарна китайцу за приятный сюрприз. Возможно, она права. Но Чепа все равно нервировал этот скользкий, бойко лопочущий по-английски тип с континента — с какого боку ни взгляни, все равно монстром кажется. Нельзя, кстати, забывать, что мать пошла на сделку прежде всего из мести мужу — правда, сама бы она в этом никогда не призналась, стала бы возражать, что мужа любила, — а также ради денег, хотя никогда не знала, что с деньгами делать.

Самые фантастические представления о деньгах — у последних бедняков. Девушки из баров имели обыкновение требовать — если уж дело доходило до требований — чуть ли не луну с неба. «Мне надо десять тысяч», — как-то объявила Чепу Бэби. Он только рассмеялся. Бэби возомнила, что имеет над ним власть, что заворожила его своей сексуальной виртуозностью. Все пошло от «Давай-давай делать сенят». Всякий раз, когда он просил ее об этом, Бэби начинала ломаться и говорить: «Я тебе позволю это мне делать все-все время, когда мы приедем в Англию». Однажды, словно вздумав раздразнить его аппетит, Бэби заявилась в «Киску» в кожаном собачьем ошейнике. Вот какой награды она требовала за свои трюки ученой собачки: в благодарность за ее милостиво подставленный зад он должен до гробовой доски обеспечивать саму Бэби и ее мать с сестрой, а возможно, и еще целую ораву родственников. Но Чеп не был рабом секса. Сам акт надолго не затягивался, а потом ему вообще ничего не хотелось — разве что уединиться с пинтой пива и закуской: тарелкой маслянистой жареной картошки или сандвичем с беконом.

Цены, которые назначают люди с пустыми карманами, всегда нелепы; порой речь идет о жалких грошах, но чаще — об астрономических величинах. Такую же чушь они несут, толкуя о домах или машинах. «Почему у тебя нет „мерседес-бенца“?» — спросила Лус как-то дождливым вечером (Чеп ее подвозил), презрительно оглядев его престарелый «ровер». Лус была из Манилы, города маршрутных такси, переделанных из армейских джипов, и древних легковушек. У этих доверчивых нищих только одно на уме, и сколько им ни дай — все будет мало; короче, слово «миллион» не значит, по сути, ничего. Пустой звук, а не реальная сумма.

Чеп подозревал, что все это относится и к мистеру Хуну, который вряд ли хоть когда-нибудь в жизни видал нормальные деньги. Вплоть до позавчерашнего дня китайцев можно было исчерпывающе описать одной фразой: «Все они одинаково нищие и несчастные». Чеп терпеть не мог иметь дело с нуворишами, но, разумеется, теперь они все там нувориши; каждый встречный — гениальный финансист, а Китай — страна будущего, как будто она и не простояла сорок пять лет на своих костлявых коленях, распевая дурным голосом социалистические гимны и лобызая гипсовые статуи Председателя Мао.