— Чеп, на одно словечко…
— Мама?
— Сегодня ужинаем у «Толстячка», — сообщила она.
Таверна «Толстячок» — так и значилось на вывеске этого заведения в бухте Козуэй. Любимый ресторан его матери: заплеванные опилки на полу, футбольные вымпелы и медные бляхи, которыми украшают лошадиную сбрую, фальшивые потолочные балки, оловянные кружки на крючках, дубовые столы, а летом, как значилось в рекламе, «бойкие служаночки», набранные в большинстве своем из числа нелегальных иммигранток, вьетнамок, что пробираются в Гонконг на джонках.
— Хочу тебя с одним человеком свести, — добавила мать.
Как-то раз давным-давно, сидя в «Толстячке», Чеп сказал: «Наверно, в Лондоне таких ресторанов полно, только готовят вкуснее и официанты — не китайцы», но мать подняла его на смех: «В Лондоне таких ресторанов раз-два и обчелся, но готовят хуже, а официанты — сплошь кидай-катайцы».
Она часто пересказывала этот диалог знакомым.
Чеп приехал заранее, но мать уже сидела за столиком.
— Он разрешил мне самой выбрать, — заявила она Чепу. И улыбнулась своему спутнику.
А спутником оказался не кто иной, как мистер Хун. В новом костюме. На рукаве пиджака, на самом видном месте, красовался фирменный лейбл, что у континентальных китайцев считалось последним писком моды.
Чеп неискренне улыбнулся. Настроение у него сразу испортилось. На мистера Хуна глядеть было тошно, но еще неприятнее оказалось видеть мать при полном параде. Дешевое вечернее платье — дурно сидящее, расшитое стразами — смотрелось вульгарно. В своей повседневной одежде — неказистой, но добротной — Бетти, по крайней мере, выглядела порядочной женщиной. Сегодня же она была вылитая мама-сан.
— Мой сын Невилл.
— А вы?.. — поинтересовался Чеп.
Он демонстративно не протянул руки мистеру Хуну, а также решил сделать вид, будто раньше они не встречались, — ведь вчера Чеп так ничего матери и не рассказал. Мистер Хун, со своей стороны, тоже явно не собирался афишировать их знакомство.
— Моя фамилия — Хун, мистер Маллерд, — произнес он. Хотя английским он владел прекрасно, фамилия Чепа вновь прозвучала на ирландский манер.
Значит, Хун подыграл Чепу в комедии с повторным знакомством. Чеп облегченно вздохнул — и одновременно окончательно решил, что доверять этому китайцу никак нельзя.
— Мистер Хун хотел пойти в китайский ресторан, — сказала мать. — Я была вынуждена ему сказать: «Исключено. Я этой дряни не ем».
Мистер Хун сложил губы в улыбку, но его глаза словно бы провалились внутрь головы, а лицо превратилось в бесстрастную маску.
— Туфта, а не продукты, сами знаете.
Мистер Хун улыбнулся еще шире. Чепу хотелось верить, что этот субъект молчит потому, что не понял слова «туфта».
— Тут-то я и смекнула: «Толстячок», вот где Чепу будет привольнее всего.
Это означало следующее: Бетти не желала, чтобы сын подумал, будто она выбрала «Толстячка» по своему капризу, хотя в реальности дело обстояло именно так.
— Чеп иногда не прочь скушать ростбиф, — продолжала Бетти. — Мы в этом смысле настоящие британцы, ростбифоеды. Но вообще-то у них здесь есть все: и бифштексы, и отбивные. Колбаски и пудинг им очень удаются. Самая настоящая «жаба в норке» — это сардельки по-английски, в конвертах из теста. У вас на континенте таких днем с огнем не найдешь.
Мистер Хун по-прежнему улыбался, постукивая пальцами по спичечному коробку с эмблемой «Толстячка».
— Вы не удивляйтесь, что я смеюсь… — продолжала Бетти и, заливаясь хохотом, принялась рассказывать, как Чеп заявил: «Наверно, в Лондоне таких ресторанов полно».
— Мама, — произнес Чеп, и она умолкла.
Но тут же, подмигнув Чепу, начала рассказывать, что однажды на пляже Силвер-Майн-Бей, как-то в воскресенье, еще при Джордже, так вот, Чеп пустил ветры….
— Мама, — вновь прервал ее Чеп.
Соль истории состояла в том, что Чеп, повернув голову, оглянулся на свой собственный задик и сказал: «Тихо, попка!»
Склеенные в улыбке губы мистера Хуна, его молчание, нервная барабанная дробь, выбиваемая его пальцами по коробку, — все ясно свидетельствовало: он ни слова не понимает из речей собеседницы. Чеп заключил, что Хун при всех его недюжинных способностях к английскому еще пасует перед такими тонкостями, как названия блюд или южнолондонский выговор миссис Маллерд, которая к тому же не говорит, а шамкает, пришепетывает — опять вставные челюсти разболтались. И Чеп простил матери унизительные россказни о его детстве — зато она сбила спесь с Хуна, этого великого знатока английского языка.
Читать дальше