Татьяна Брукс - Душа

Головко заёрзал на стуле, полез в карман пиджака, потом в другой и, не найдя того, что искал, просто вытер пот, выступивший на лбу и обширной лысине, рукой.

— Жарко тут … — выдохнул он.

Котило положил на стол фотографию. На ней девочка лет пяти с огромными бантами, вплетёнными в разлетающиеся по сторонам косички, стояла перед зданием кафе.

— Шо это за ребёнок?

— Это девочка Ирочка. Дочка Юрия Александровича..

— А какое отношение имеет ко мне дочка Юрия Александровича?

— Сама девочка — никакого, а вот если учесть, что мама девочки Любовь Петровна Величко — жена Юрия Александровича, а также и родная сестра Веры Петровны Мотыги, вашей любовницы, назначенной вами директором ювелирного отдела универмага, то связь вырисовывается довольно определённая.

Полковник очень внимательно наблюдал за лицом Губенко. Он видел, что тот нервничает и готов просто сорваться и вылететь из кабинета.

«Рано. Рано ещё ему уходить, я не сказал основного», — думал старый следователь.

— Но и это не главное…

— А шо? Шо главное? — захрипел Головко.

— А то, что на заднем плане, там, в окне, видите?

Лицо председателя райисполкома из красного неожиданно стало бледней выбеленной извёсткой стены.

— Там вы, Степан Егорович, передаёте Юрию Александровичу пакет с деньгами. С долларами. Или он вам.

— А откуда вы знаете, шо там доллары?

— Знаю, Степан Егорович, знаю. Вы уж поверьте мне.

Фотографию Котило увидел в доме Величко, когда, убедившись, что Юрий Александрович уехал на работу, пришёл побеседовать с его женой. Любовь Петровна увлекалась фотографией. Ожидая мужа, пока он порешает свои дела с председателем райисполкома, как, пожалуй, всякая любящая своего ребенка мать, фотографировала свою дочь. Совершенно случайно в поле зрения объектива попали два человека, которые фотографироваться не планировали. Повосхищавшись чудесной девочкой, качеством фотографии и талантом фотографа, следователь незаметно сунул фотографию в карман.

— Это не я… — Губенко облизал пересохшие губы и сглотнул, — это он мне… за… за…

«Как? Откуда у него эта фотография? Кто снимал? — Губенко не мог сосредоточиться на разговоре, потому что лихорадочно пытался понять, кто и зачем сделал эту фотографию и как она попала к этому старому «мусору».

— За что он вам платил, Степан Егорович?

— Это единственный раз, — промямлил он.

— Неправда. И вы знаете это.

— Не докажете… — взорвался Губенко, — тебе никто не поверит, ищейка… Я тебя в порошок сотру…

— Я уже доказал, Степан Егорович. Так за что вам платил деньги Юрий Александрович?

— За бриллианты. Ты вообще видел в своей жизни бриллианты, Котило? Ты знаешь, сколько это стоит? Но ты зря влез в это дело, следак, — Губенко начал приходить в себя. — Ей-богу, лучше бы ты пошёл на пенсию, — последнее предложение он уже говорил, выходя из кабинета. Дверь с шумом отворилась, а потом медленно со скрипом стала закрываться за разгневанным председателем исполкома небольшого города районного значения — Тарасова.

— Проводите товарища следователя, — услышал Иван Иванович разгневанный голос хозяина кабинета, который он оккупировал, — товарищ милиционер уходит.

Весь этот день Богдан провёл в кабинете убитой заведующей универмагом, коптя над бумагами. Исполняющая обязанности Вера Петровна Мотыга металась по магазину, орала на продавщиц и всячески мешала сосредоточиться.

На первый взгляд все документы были в порядке, но Богдан знал, что должны быть ведомости, по которым в магазин поступали ювелирные изделия с очень дорогими камнями, на которые в маленьком, районного значения городе Тарасов не могло быть спроса. И, следовательно, и заказывать их не имело никакого смысла. Хотя вряд ли они хранились здесь, в магазине, если Верещагина не участвовала в афере. Но проверить всё равно надо было.

Уже темнело, когда в нижнем ящике стола Богдан в который раз взял в руки папку с нарисованными на ней сердечками, пронзенными стрелами и наклеенными фотокарточками советских актёров.

«Господи, ох уж эти женщины!» — улыбнувшись, он положил папку на стол, так и не открыв, и занялся изучением очередного документа.

— Вера Петровна, — позвал он исполняющую обязанности, которую тоже не отпускал домой, — а могу я увидеть ведомость за февраль предыдущего года?

— Это восемьдесят третьего, что ли?

— Да.

Богдан увидел, что Верка Мотыга просто поедала глазами папку с сердечками.