Наденька вдруг почувствовала, что то, «что сидело внутри», так сильно зашевелилось, что она не выдержала:
— Мама! Мама! Мама! — вдруг позвала девочка и бросилась навстречу бабушке.
Подбежала. Крепко обхватила маленькими ручками её колени и громко заплакала.
— Это не мама, Наденька, — ехидно сощурила глаза соседка, — это твоя бабушка…
— А мама твоя уехала… бросила тебя и уехала, — не утерпела и вторая сплетница.
Надя вдруг резко повернулась к сидящим женщинам, закинула обе ручки за спину и сказала отчетливо и громко:
— И «мама»! У Алки есть мама. У Саски есть мама. У Натаски тозе. И я хочу, стобы у меня была мама! Вот она — моя мама.
Нежный детский голосок звучал звонко, слёзы вдруг высохли, лицо стало не по-детски серьезным.
— Ох, змеи, — только и смогла вымолвить Мария Ивановна и, так и не обняв и не погладив Наденьку, глянула на соседок с упреком и обидой и быстро вошла в подъезд.
А Надя с тех пор стала называть бабушку мамой, а дедушку- папой. И хоть никто не стал её обнимать и целовать в лобик, «червячок, который «сидел» внутри», стал «шевелиться» не так сильно.
«Ох, что же это такое происходит? Как-то мне страшно и сольно, — думала Душа. — Как-то тесно и все время хочется забраться куда-нибудь подальше, в пятки, и сделаться такой маленькой-малюсенькой… Хорошо, что послушала меня Наденька — сама обняла бабушку. Это я ей подсказала, что надо быть ласковой и любить своих родных. Всех любить надо, но это сложно ещё для ребенка, не каждому взрослому по силам… А вот то, что она стала их мамой и папой называть, — для меня самой новость… Хотя после этого как-то посветлей стало, полегче…»
Впервые Надя увидела «это», когда ей было почти семь лет. Первого сентября, как и все дети Советского Союза, она готовилась идти в школу — большое и радостное событие для всех детей того времени. А как же иначе? Стать Юрием Гагариным или Валентиной Терешковой, Алексеем Мересьевым или… мечтали все дети. Надя мечтала стать Мамой. Самой доброй и внимательной Мамой на свете. Может быть, даже матерью-героиней. И чтобы ей обязательно дали медаль.
Но девочка никому не говорила об этом. Она боялась, что дети будут смеяться — среди «дворовых» у нее был статус «прокажённой», и никто из детей не хотел с Надей «играть». Она надеялась, что в школе у неё обязательно появится подруга, а может быть, две или даже три подруги, и тогда она всё-всё им расскажет. Она видела по телеку в фильмах, которые любила смотреть, как дети находят себе друзей, как они помогают друг другу и «стоят за друга горой». Поэтому девочка была возбуждена и полна надежд. Но был во дворе один человек, который относился к Наде с долей нежности, он жалел девочку, — Саша Салихов.
Черноволосый смуглокожий крепыш. Он был «большой», учился в седьмом классе. Жил с родителями в Германии — отца направили туда по службе, — а сюда приезжал на летние каникулы к своей бабушке Фане, красивой и доброй еврейке, которую, по-видимому, из-за национальности во дворе тоже недолюбливали.
— Надюш, — позвал он однажды одиноко гуляющую девочку, — хочешь, покажу что-то?
— Хочу, — Надя поднялась со ступеньки подъезда, где играла с бумажной куклой, примеряя на неё одёжки. И куклу, и одёжки для неё девочка нарисовала сама, и очень этим гордилась. Подхватив всё своё добро, она подбежала к Саше.
— Смотри, у меня есть Наташа.
— Красивая. Ты сама её нарисовала?
— Ага… И одёжки… Нравится? Хочешь, подарю?
— А тебе не жалко?
— Я себе еще нарисую…
— Конечно, хочу, спасибо, — парень взял куклу Наташу, ласково посмотрел на Наденьку, взял её за руку и повел к клумбе, где цвели настурции, ромашки и несколько кустов роз. Их посадили жители четырехэтажного дома, в котором жили и Надя, и Сашина бабушка.
По вечерам жители дома поливали цветы из больших леек, а потом сидели на скамейке у подъезда и обсуждали новости двора: «Ах, а у Верки с третьего подъезда новый кавалер… Слышали? У Гавриловны внук женится… А знаете, эта старая карга Мотря опять в больнице была… бедная, умрёт скоро, наверное…»
— Вот, смотри, Надюш, — Саша показал на один из цветков ромашки. На нем сидел огромный толстый шмель. — Только ты сама так не делай, ладно? Ты же знаешь, что шмель может очень больно ужалить.
— Знаю. Мне мама, м-м-м… бабушка говорила.
— Вот. А я знаю секрет, как словить шмеля, чтобы он не укусил.
Читать дальше