Татьяна Брукс - Душа

— Тебе тогда письмо пришло. От твоей бывшей жены. А мы тебе его не дали. Оно у меня дома лежит. В книге Агаты Кристи. Ключи потом возьмёшь, ладно?

— Надя, письмо это я прочитал в тот же день. Ты же не очень хорошо его спрятала, а я всё-таки следователь, — он улыбнулся и чмокнул её в то место, где должна быть щека. — Дура она, Ольга. Хотя, признаюсь, поначалу переживал страшно. Жаль, что не смогли мы с Ван Ванычем вывести Губенко на чистую воду. Не по зубам оказался. Но я верю, что время всё расставит по своим местам. Рано или поздно каждый встретится с тем, к чему шёл. А ты что ж, всё время об этом думала?

— Ну да. Я же не знала, что ты такой выдающийся следователь.

— А ты у меня самая-самая красивая…

— У тебя?

— Ну да. И никому я тебя не отдам. Никому-никому!

— И даже смерти?

— А ей в особенности.

И он опять поцеловал её.

«Ох, вряд ли мы сможем тягаться с Ней… — подумала девушка, — она нам тоже не по зубам… И хоть не боюсь я её больше, но менее подходящего момента, чтобы умереть, пожалуй, трудно было бы представить. Всегда, наверное, так… Ну что ж, она хоть и строгая, но такая элегантная, я бы даже сказала — совершенная. Но как бы хотелось пожить ещё… с Богданом…»

Бедную Надю истязали уколами и капельницами, но головные боли усиливались с каждым днем, температура стойко держалась на делении 39 и синяков на теле становилось всё больше.

— Мы делаем всё, что можем, — пожимал плечами уставший пожилой доктор (они привыкли уже к смерти от радиации), — лейкемия — рак крови… что мы можем… Если бы пересадку костного мозга сделать, то, может быть… и то вряд ли… Раньше надо было… Думаю, поздно уже.

— Возьмите мой!

— Ваш ей не совсем подходит, у вас хоть и та же группа крови, но есть ещё и другие показатели, по которым мы подбираем донора… Мы делаем только в тех случая, когда все показатели совместимости совпадают на 100 процентов… Нельзя было ей так долго находиться в зоне… Мне жаль…

Он сожалел, искренне сожалел, но сделать ничего было нельзя…

— Господи, можно я умру, ну пожалуйста, не могу я больше, — услышал Богдан слабый хриплый голос, входя в палату. — Ну забери меня, ты же приходила уже за мной, чего ты ждёшь? Нет сил у меня переносить это больше, забери, не мучь… мало тебе… — перебирала она почти беззвучно обескровленными потрескавшимися губами.

Надю, обессиленную, свесившуюся с кровати, совершенно измученную, опять стошнило в тазик, потом ещё раз…

У Богдана от жалости сжалось сердце.

«О господи, сколько это будет продолжаться… не могу я больше видеть это… А она?! Держаться… Держаться», — приказал он себе.

Её тело сотрясали ужасные спазмы.

— Надюша, милая моя, я здесь, с тобой. Вот, возьми меня за руку.

— Уходи…

Но Богдан присел возле неё, взял тонюсенькие пальчики, похожие на карандаши, зажал в руках и, закрыв глаза, постарался представить, как его жизненная энергия переходит в Надю. Он представил, как серебряный поток его жизненных сил переливается из его рук в Надины. Надо же, чего только не привидится, если фантазия хорошо развита…

«Нет, Надя! Ты не можешь оставить меня тогда, когда я только нашёл тебя и понял, что нет никого ближе на свете. Господи, Мария Ивановна, Николай Гаврилович, прошу вас, помогите ей. Хотите, возьмите мою жизнь! Мамочка, я совсем не помню тебя, но я знаю, ты любила меня, потому что дала мне жизнь… помоги… спаси Надю…»

— Молодой человек, вам кто эта девушка? — врач прятал глаза.

— А что? Это разве важно?

— Да нет, просто хотел предупредить, вы уж готовьтесь …

— Не-е-ет!!!

— Я понимаю… но все-таки…

Богдан с ненавистью посмотрел на доктора.

«Интересно, почему я его ненавижу? Он старался, сделал всё, что мог… А я? Всё ли сделал я?»

— Знаете что? — молодой человек потянул врача из палаты. — Если вы говорите, что ей все равно уже ничего не поможет, почему бы всё-таки не попробовать пересадить ей мой костный мозг. Я напишу вам расписку.

Врач с сомнением посмотрел на Богдана.

— Ну пожалуйста! Я же жить не смогу, если буду думать, что мог попробовать спасти её и не сделал этого. Понимаете? И тогда будет две смерти вместо одной!

— Да, мы уж насмотрелись тут на… это… — развёл руками врач.

Кольцо отчаяния сжало грудь. Руки дрожали, голос звенел, но голова была ясной как никогда.

— Идите, она зовёт вас… Ладно, только я должен получить разрешение от главврача. Если он согласится, то операцию будем делаем часа через два. Подготовиться надо будет.