Билл Клегг - Семья в огне

Джордж Кинг. Несколько ударов по клавиатуре – и вот перед ней его адрес, некролог жены (погибла от рака через одиннадцать лет после его приезда в Уэллс), рабочий адрес и телефон, по которому она в итоге позвонила. После трех гудков включился автоответчик, и Лидия убедилась, что он действительно работает в той же фирме: «Чтобы поговорить с Джорджем Кингом, нажмите один. Чтобы поговорить с Риком Кингом, нажмите два». Минуло больше тридцати лет, а Джордж работает на прежнем месте – вместе со своим братом, в Атланте, Джорджия. Как легко оказалось его найти! Даже слишком легко. Лидия прослушала сообщение еще раз и нажала цифру «один». Говорить с ним она не собиралась, просто хотела посмотреть, что будет. Жизнерадостный женский голос сказал: «Офис Джорджа Кинга, здравствуйте!» Лидия бросила трубку. Поисковик выдал ей и фотографии – портрет человека, которого она знала всего три недели, который задавал ей вопросы, слушал ответы и который в ту пору был так же растерян и напуган, как она. Он почти не изменился, только немного поправился и поседел. В его коротких, редеющих волосах и бороде стало много серебра. На одном снимке его запечатлели с кубком (он выиграл какой-то чемпионат по гольфу), на другом – с бывшими одноклассниками. Обе фотографии были сделаны не больше трех лет назад. Лидия удивилась, насколько он импозантен, красив и высок. Тогда он был молодым отцом, не знающим, чего ждать от будущего: больная жена, проблемный сын, чересчур деловой и нахрапистый брат. Но вот прошло тридцать лет, и перед ней – успешный пожилой мужчина, хорошо одетый, как бывшие нью-йоркские клиенты Лидии, и в его взгляде нет ни намека на былой страх и неопытность. Однако доброта, которая была так нужна ей тогда, доброта осталась. Лидия видела его впервые с тех пор, как они попрощались в «Бетси», и с любовью разглядывала знакомый высокий лоб, широкую улыбку и тонкие, почти женские брови. Таким бы стал Люк, доживи он до среднего возраста – человек, который бы старел вместе с Джун и в один прекрасный день, возможно, познакомился бы с отцом. Лидия договорилась с Люком, что расскажет ему об отце на двадцать первый день рождения. Пока он учился в школе, это даже стало их семейной шуткой: «После встречи Дэнзел захочет, чтобы я сменил фамилию на Вашингтон, да ведь? – шутил Люк. – Наша встреча может влететь ему в крупную сумму. Столько лет наверстать надо».

На двадцать первый день рождения Люк и знать не хотел свою мать. А потом, когда Джун привела его обратно, они старались обходить стороной все щекотливые темы. Осторожничали. Не торопились. «Всему свое время, – однажды сказала Лидия Джун, когда та намеренно подняла тему. – Куда нам торопиться? Впереди целая жизнь».

В тот же день, сразу после звонка в офис Джорджа, она позвонила в «Американские авиалинии» (номер был на задней обложке библиотечного журнала о путешествиях) и купила билеты из Хартфорда, Коннектикут в Атланту, Джорджия. Впервые в жизни. За всю свою жизнь Лидия ни разу не летала на самолете и не ездила на поездах.

А спустя три дня она обнаружила в почтовом ящике конверт с вашингтонской маркой. Прочитав короткую записку от Мими Лэндис, нацарапанную второпях на листке из гостиничного блокнота – с адресом и контактным телефоном гостиницы, где жила Джун, – Лидия вновь позвонила в «Американские авиалинии». Продиктовав номер своего заказа, она спросила, нельзя ли поменять билеты и сперва слетать в другое место. Нетерпеливая девушка на другом конце провода спросила: «Куда?», и Лидия ответила: «Сиэтл, Вашингтон».

За окнами грохочет океан. Она полностью одета, даже жакет не сняла, и лежит на заправленной кровати. Что-то ее разбудило. Она напрягается и приоткрывает глаза. Узнает комнату, видит чуть забрезживший за шторами свет. «Я на месте», – думает Джун и успокаивается. Подминает под себя подушку, сворачивается клубочком и вновь погружается в сон.

Хлопает москитная сетка. Наступило утро. Складной деревянный стул, на котором она уснула, покрыт росой. Тело ломит от холода и влаги. Люк вернулся. Она встает, потягивается и выходит на лужайку, где четыре года назад впервые его увидела: он пришел убирать ветки после разыгравшейся тропической бури. «Катастрофа», – сказала тогда Джун, а он замер, посмотрел на нее и ласково, но авторитетно, словно обращаясь к ребенку, ответил: «Да нет, бывает и хуже, поверьте». Она помнит, как потрясло ее лицо Люка – будто ей показали скульптуру, инсталляцию или картину, настолько прекрасную и волнующую, что она растерялась и поначалу не понимала, куда смотреть. Бровь, предплечье, скула, шея, нижняя губа, глаза, бицепс, родинка… А самое красивое – шоколадная кожа. Никогда прежде ее так не потрясала красота мужчины. Женщины – да, случалось. Какое-нибудь редкое и необычное сочетание волос, цвета кожи, ракурса и света среди геометрии тканей и украшений. Но в этом мужчине в линялой зеленой футболке и потертых «ливайсах», в этом человеке, пришедшем чистить ее лужайку, так причудливо сложились красота и физическая сила, кость и кожа, что Джун лишилась дара речи. «Нет-нет, это самая настоящая катастрофа», – пробормотала Джун, и Люк, прежде чем ответить, улыбнулся.