Нова Рен Сума - Стены вокруг нас

Но правда в том, что это я. Это я их убила.

Наверное, Ори догадалась, что мы в туннеле, заметила, как вышли сперва они, следом я.

Она до конца отработала номер, затем извинилась и выбежала на улицу. Прямо в костюме.

После той весны больше никто не бегал в туннель на перекур. Где-то курили, но уже не там. Когда полицейские наконец убрали желтую ленту, туда сперва совали нос зеваки, а после того как любопытство унялось, туннель из сплетшихся деревьев позади городского театра опустел навсегда.

Два тела в балетных купальниках и когда-то бледно-розовых трико, лежавших на земле, усыпанной листвой и иголками, давно убрали. Если вдруг кто-то выскользнет из театра через черный ход, обойдет мусорный контейнер и шмыгнет внутрь – ничего не увидит. Никаких следов не осталось. Конечно, в листве по-прежнему щебечут птицы, но что такое птицы, они ничего не расскажут, а те трое, кто мог рассказать, мертвы.

Перед глазами у меня было все еще мутно. А когда не можешь вспомнить – додумываешь. Складываешь пазл по своему усмотрению.

Когда Ори отняла у меня нож, кусочки пазла у меня голове встали иначе.

Ори крепко держала меня за руку, будто я вырывалась. Но я застыла на месте, остолбенела, как лань.

Я не понимала, что делаю. В памяти все смешалось. Повсюду была кровь, красный заливал мне глаза. Я и она – обе в красном.

И я открыла рот. Я закричала.

– Ори, что ты наделала? Ори!

Она отступила на шаг.

– Что?

– Нет, Ори, нет! Нет, пожалуйста!

Она сжимала в руке окровавленный нож. При виде его я будто вспомнила, как она заносит руку – удар, удар, и удар! – и кишки Гэрмони вываливаются наружу – еще удар, и еще! Перед глазами мелькает лезвие, сверху несется заливистый птичий щебет.

– Нет, нет, нет, пожалуйста, нет! Ори, не надо!

Красная земля, пропитанная кровью. Красная земля, усеянная перьями. Красные перья на земле, красные перья на траве, красные перья на руках – ее и моих, красные перья повсюду.

Долго меня в участке не держали – допросили и выпустили. Мои родители наняли хорошего адвоката, Ори дали государственного. Ее посадили в камеру. Все, что осталось от великолепного костюма, забрала полиция как доказательство.

Увы, правда в том, что все решают деньги. Я оказалась дома в тот же вечер. Отчаянно отмывалась в ванной. Терла кожу снова и снова, будто никак не могла оттереть.

Оказывается, с помощью денег можно купить свободу.

Моя мать поднялась наверх. Она стояла на площадке перед дверью, я слышала ее голос, видела светлую макушку в стекле над дверью, а сама пыталась отмыть лицо в сотый раз.

– Милая! Тебе нужно поесть.

– Все нормально, мам! Я не хочу.

Голова кружилась. На лице и на волосах осталось столько крови, что полотенце, которым я вытиралась, приобрело розовый оттенок – мой любимый. Я насквозь пропиталась кровью. Адвокат объяснил это тем, что я была там, пыталась вмешаться и остановить жестокое убийство двух юных талантливых девушек, впереди у которых была вся жизнь. Ну, разумеется. Он посоветовал мне ничего не отвечать на расспросы, и я молчала, так что полицейские согласились с его выводами.

– Милая, я все же думаю, что тебе лучше спуститься и поужинать с нами.

Ее только это всегда и заботило. Ты поела? Может, съешь что-нибудь? Садись за стол, мы как раз ужинаем.

Поднимаясь ко мне спросить, буду ли я ужинать, мама обычно задавала один и тот же вопрос: «Твоя подруга поест с нами?» И Ори шла со мной. Иногда мы обе отказывались от еды, грызли в комнате чипсы и шоколадки. Интересно – раньше эта мысль не приходила мне в голову – дома ее вообще кормили? Моя мама всегда спрашивала нас насчет ужина, хотя ей не нравилось, что я дружу с девочкой из бедной семьи, у которой нет матери, а отец пропадает неизвестно где, с девочкой, которая ходит в обычную городскую школу, наверняка уже спит с мальчиками и вечно наносит грязь в дом. Наверное, мама ждала, когда я наконец скажу: «Нет, Ори не будет ужинать, мы поедим втроем». И вот этот вечер настал.

– Ладно, спущусь. Только вымоюсь еще раз.

Мама хлопнула в ладоши от радости и не стала ни о чем меня расспрашивать. Или адвокат запретил. Так или иначе, она дала понять, что верит мне.

Я сунула на верхнюю полку шкафа красное перо, зажатое в руке.

– Спускайся, мы ждем!

У меня разыгрался зверский аппетит. На ужин подали картофельное пюре, жаркое из говядины и мелкий маринованный лук с зеленым горошком. Я пила апельсиновый сок со льдом из высокого стакана. За едой я думала о том, что выжду пару недель, а потом подойду к мисс Уиллоу поговорить насчет спектакля. Я ведь знаю роль Ори назубок. Остальные девочки пусть будут принцессами. Зачем отменять спектакль, если я осталась жива и могу танцевать?