Наташке такое творчество понравилось бы наверняка.
Здесь еврей и ты и я,
мы единая семья:
от шабата до шабата
брат наёбывает брата.
Надеждой душу часто грея,
стремлюсь я форму ей найти;
когда нет денег у еврея,
то греет мысль: они в пути.
Еврей, зажгя субботнюю свечу,
в мечтательную клонится дремоту,
и все еврею в мире по плечу,
поскольку ничего нельзя в субботу.
Напрасно осуждается жестокий
финансовый еврейский хваткий норов:
евреи друг из друга давят соки
похлеще, чем из прочих помидоров.
В соплеменной тесноте
все суются в суету,
чтобы всунуть в суете
всяческую хуету.
Все присутствующие буквально захлёбывались от смеху, а "Гарикам" Губермана, казалось бы, не будет конца, но он вдруг прервал своё чтение:
- Всё ребята, на сегодня хватит, давайте уже послушаем что-нибудь пристойное.
Тут, Илана, неожиданно для Веры, предложила гостям вечера послушать их молодую, но очень талантливую поэтессу.
Такого развития событий девушка не ожидала, но делать было нечего, и она достала свой блокнот.
Раскрыла страницу и глаза упали на недавно написанное стихотворение, совсем не оптимистического настроения и всё же решилась начать с него:
Источник вечности - сюжет земной
Парит над многоликим лихолетьем -
историей, где в тайниках темно,
Истерзанна безжалостною плетью.
Народам предъявляет крупный счёт
Ушедшим поколеньям и живущим,
Но всё равно земля к себе влечёт
За камнями скрывая рая кущи.
Священный вид морей, пустынь и гор,
а недра тайны прошлого скрывают.
Развалины, как древности укор,
Вбивают в сердце сожаленья сваи.
Пожалуй, не найти других земель,
Где современность с древностью, так слились,
где полнится кровавая купель -
Земле священной не являя милость.
Не климат выбирали, а судьбу,
срывая душу с кровью от истоков,
а здесь на мир наложено табу,
и жертвы множатся в борьбе жестокой.
На карте мира мелкий лоскуток,
на нём рождались мудрецы, пророки.
Мы не явились подводить итог,
а будущему вымостить дороги.
Обычно Илана предоставляла каждому поэту прочитать по три стихотворения, ведь проявить себя хотели все, а время всегда было ограниченным, но на этот раз хозяйка салона не стала противиться желанию большинства, а оно требовало продолжения банкета, чтобы девушка читала и читала, настолько пленило их это стихотворение...
Кинжал и яд оставим у Шекспира...
Не Дездемона я, ты не Отелло -
Мне не согреть тебя дыханьем страсти,
Не пробегусь ладонями по телу,
Не заслоню от жизненных напастей:
Кинжал и яд оставим у Шекспира,
У нас же не растраченные чувства,
Волной на берег набегает лира,
Нет проявления стихии буйства.
Купаемся в закатах и восходах,
То зажигаем звёзды, то их гасим:
Для вечной лиры широта, свобода,
А муза подпевает на Парнасе:
У нас ведь в жизни разные маршруты,
Имеющие цели и значенье,
И только муза все срывает путы -
Находим точки с ней пересеченья.
Перед тем, как Вера покинула гостеприимную квартиру, к ней подошли незнакомые мужчина и женщина. Они были не примечательной наружности, но весьма настойчивые в своих стремлениях, предложив ей издать свой сборник стихов и готовы были в этом молодому автору оказать всяческое содействие.
Эти люди утверждали, что у них в Иерусалиме есть приличные оформители, корректировщики и солидное издательство.
Вере вручили визитную карточку и убедительно настаивали, чтобы она с ними связалась, а они постараются сделать оплату за издание первого сборника посильной, ей, как вновь прибывшей, ведь оказывается положена субсидия от министерства абсорбции.
Вернувшись, домой, Вере так хотелось сразу же поделиться с мужем разговором с Наташей, свалившемся на неё успехе у важных гостей их литературного салона из Иерусалима, а особенно предложением издать свою собственную книжечку стихов и даже неважно, что за свой счёт... но делиться было не с кем, Галя в квартире на месте не оказалось.
Вера достала из сумочки диск переданный ей сегодня Иланой Вайцман и прочитала на коробочке:
"Музыка и исполнение песен под гитару текстов израильских русскоговорящих поэтов - Олег Фрейдман".
Здесь была песня и на её стихи, но уже старая - всего на диске было тринадцать произведений.
Читать дальше