Кэтрин Стокетт - Прислуга

Кладем отбитого цыпленка на решетку. Потом приходится в миллиардный раз напомнить этой безмозглой, чтоб помыла руки, пока своим неряшеством не прикончила нас обеих.

Наблюдаю, как золотится цыпленок, и стараюсь забыть, что она тут рядом околачивается. Жареный цыпленок всегда поднимает мне настроение, как-то легче жить становится. Почти забываю, что работаю у пьянчуги. Когда первая партия готова, откладываю часть в холодильник на ужин. Остальное отправляю на тарелку, нам к ланчу. Она устраивается, как обычно, за кухонным столом напротив меня.

— Возьмите грудку, — предлагает мне, хлопая голубыми глазищами. — Пожалуйста.

— Я ем ножки, — отвечаю я, беря кусочек с общей тарелки. Листаю «Джексон джорнал». Устраиваю газету перед лицом так, чтобы не смотреть на мисс Селию.

— Но на них очень мало мяса.

— Они вкусные. Жирные. — Продолжаю читать, стараясь не обращать ни на что внимания.

— Что ж, — говорит она, беря грудку, — думаю, в таком случае мы с вами идеальные партнеры в поедании цыпленка. — И через минуту добавляет: — Знаете, мне так повезло, что вы моя подруга, Минни.

Мне тут же становится дурно, отвращение волной вскипает в груди. Опускаю газету, пристально смотрю на мисс Селию:

— Нет, мэм. Мы с вами не подруги.

— Что вы… конечно, подруги, — улыбается она, словно делает мне большое одолжение.

— Нет, мисс Селия.

Она опять хлопает накладными ресницами. «Прекрати, Минни», — приказывает внутренний голос. Но я уже не в силах остановиться. Понимаю, что не смогу больше стерпеть ни минуты.

— Это… — она разглядывает цыплячью грудку, — потому что вы чернокожая? Или потому что… не хотите дружить со мной?

— Причин много, а то, что вы белая, а я черная, — где-то посередине.

Она больше не улыбается:

— Но… почему?

— Потому что когда я сказала, что просрочила плату за электричество, я вовсе не просила у вас денег.

— О, Минни…

— Потому что вы даже не можете рассказать своему мужу, что я здесь работаю. Потому что вы торчите дома двадцать четыре часа в сутки, доводя меня до бешенства.

— Вы не понимаете, я не могу. Не могу выйти.

— Но это все ерунда по сравнению с тем, что я теперь знаю.

Лицо у нее под слоем косметики побелело.

— Все это время я думала, что вы умираете от рака или немножко помешанная. Бедненькая мисс Селия, думала я.

— Понимаю, это трудно…

— Но теперь-то я знаю, что ничем вы не больны. Я видела вас наверху с бутылками. И больше вам не удастся водить меня за нос.

— С бутылками? Боже мой, Минни, я…

— Надо было бы вылить все в канализацию. Надо было бы рассказать мистеру Джонни прямо сейчас…

Она встает, отбросив стул.

— Вы не посмеете рассказать…

— Вы делаете вид, что хотите детей, а сами пьете столько, что слона отравить можно!

— Если вы ему расскажете, я вас уволю, Минни! — В глазах у нее слезы. — Если вы прикоснетесь к бутылкам, я немедленно вас выгоню!

Но кровь уже ударила мне в голову.

— Уволите? Да кто согласится работать здесь втихаря, пока вы весь день шляетесь по дому пьяная?

— Думаете, я не могу вас уволить? С сегодняшнего дня ваша работа окончена, Минни! — рявкает она, тыча пальцем в мою сторону. — Доедайте цыпленка и отправляйтесь домой!

Хватает свою тарелку с кусочками белого мяса и выскакивает в дверь. Слышу, как скребут по полу ножки стула в гостиной. Опускаюсь на свою табуретку, потому что коленки у меня трясутся, гляжу на недоеденного цыпленка.

Я только что потеряла очередную чертову работу.

Утром в субботу просыпаюсь в семь, с дикой головной болью и воспаленным языком. Должно быть, прикусила его ночью.

Лерой косится на меня одним глазом, понимает — что-то случилось. Догадался еще вчера вечером за ужином и вновь учуял, вернувшись с работы в пять утра.

— Что тебя гложет? Неприятности на работе, а? — в третий раз спрашивает он.

— Ничего меня не гложет, только муж и пятеро детей. Готова от вас на стену лезть!

Что мне точно ни к чему, так это чтобы он узнал, что я нагрубила очередной белой дамочке и потеряла очередную работу. Натянув домашнее лиловое платье, иду в кухню. Прибираюсь, как в первый раз.

— Мам, ты куда? — вопит Киндра. — Я есть хочу.

— К Эйбилин. Маме нужно побыть с человеком, который не дергает ее каждые пять минут. — Прохожу мимо Шуге, сидящей на ступеньках. — Шуге, покорми Киндру завтраком.

— Она уже ела, полчаса назад.

— Она опять голодная.

До дома Эйбилин пара кварталов. Пекло адское, асфальт уже дымится, а дети знай себе играют в мяч, пинают консервные банки, прыгают через скакалку.