Вионор Меретуков - Меловой крест

— Что бы это изменило… И потом, я устал получать на свои вопросы лживые ответы. Не лучше ли тогда вовсе обойтись без вопросов?

— Я тебе никогда не лгала… Может, недоговаривала…

— Нельзя все время лгать…

— А иногда?

— Иногда — можно…

— Ты счастлив?

— О Господи!.. Спроси, не раздумал ли я вешаться…

— Зачем? Ведь жизнь и так коротка… И прекрасна.

— Согласен. Это я понял давно. Особенно то, что она коротка…

— А что если я больше никогда, ты слышишь, никогда от тебя не уеду?.. И буду всегда с тобой?

— Это угроза?

Дина засмеялась.

— Нет, правда, мне так все осточертело… Если бы только знал, как мне все ос-то-чер-те-ло!.. И потом, я поняла, что люблю тебя.

— Вот как?

— Да. Ты не самый, наверно, лучший человек на свете. Но остальные еще хуже…

— Это комплимент?

Она задумалась. Потом сказала твердо:

— Да.

— А как же твоя карьера? Италия, Милан, Вена, Париж…

— Карьера?! — она отвернулась. — Петь в ночных кабаках? Это я могу делать и здесь… И еще, тебя нельзя надолго оставлять одного!

— Так же, как и тебя…

— Ну вот, видишь, как все сходится. Решено, я переезжаю к тебе! Надеюсь, на тебя прекратили охоту? Или по тебе палят, как по мишени? Если так, мы можем поселиться у меня на Арбате.

— Не все так просто…

— Ты боишься? Боишься, что я опять выкину какой-нибудь фортель и сбегу?

— И это тоже… Но главное в другом.

— В чем же?..

— В том, что у тебя странная манера разговаривать. Я нарочно подсчитал, ты задала мне больше десятка вопросов!

— Но ты же ни на один не ответил! Ты игнорируешь меня…

— Мы можем поговорить серьезно?

— Я-то как раз говорю серьезно. Вдумайся! Я второй раз предлагаю тебе совместное проживание или, ненавижу это слово! сожительство. Неужели ты откажешься?! Молодая красивая женщина предлагает себя… Кстати, ты не забыл о разнице?..

— В возрасте?

— В социальном положении! Я кое-что заработала. И потом, у меня полдома на Арбате. Я же богата! А ты? Я ночью страшно проголодалась, пошла на кухню, рыскала там по всем углам и сумела разжиться только спичками и солью… Ты что, к войне готовишься?

— Это еще почему?

— Помимо соли и спичек, я обнаружила у тебя стратегические запасы мыла…

— Это для веревки…

— Какой еще веревки?..

— Так все удавленники делают… Намыливают веревку и… Чтобы удобней было.

— И ты еще призывал меня говорить серьезно!

— Я и говорю серьезно… Разве можно шутить такими вещами? А если уж совсем серьезно, то как раз в этой-то разнице все и дело. Дина, я беден, как последний нищий. А я привык за себя в ресторане платить сам. В крайнем случае, я разрешаю это делать друзьям. Но никак не женщине!

— С каких это пор ты стал таким щепетильным?

— Дина, — закричал я, — я весь в долгах! Мои картины не продаются! Я опять дружу со Шварцем! Я готов совершить преступление! Я уже почти преступник… Вот ты вернулась, и я… я не могу без тебя!

— Успокойся! Я же говорила, тебя нельзя оставлять надолго одного. Скажи, может, ты попал в дурную компанию?

— Я сам себе дурная компания! Я тут недавно подумал, какое мне дело до всех этих нравственных ценностей, о которых слышу столько, сколько живу? Пройдет совсем немного времени, — каких-нибудь пять или двадцать пять лет, — и я исчезну. Превращусь в пыль. В Ничто! Меня не будет! А коли так, что мне до всего остального? До этого мира, который меня не принял, до людей, которым на меня наплевать? И которые забудут меня тотчас, как только я перестану дышать? Мы будем квиты, если я причиню им зло… Что ты так на меня смотришь? Тебе страшно? Уже не передумала ли ты предлагать мне сожительство?

— Пока нет.

— Погоди, я еще не все сказал! Хотя я сейчас ничего так не боюсь, как смерти, мне, наверно, будет не страшно умирать. Сказать почему? Я уже мертв. Я мертв настолько, насколько может быть мертвым человек, лишенный интереса к чему бы то ни было. Я человек, лишенный желаний! И единственное чувство, которое еще как-то может меня взволновать, это любопытство. Только это удерживает меня от намыленной веревки или чего-то там еще… Мне чуть-чуть любопытно знать, удастся ли мне кое-что в скором времени сделать… И это все. А теперь ты, наверно, хочешь знать, почему я стал таким? Открыть тебе секрет? Сейчас я тебе во всем признаюсь. Итак, слушай. Счастлив тот, у кого есть мечта и вера, что эта мечта сбудется. Я же ни во что не верю! Знала бы ты, как это ужасно потерять веру, когда тебе сорок! Я спрашивал себя, почему мне не везет, может, я не успел вскочить в последний вагон уходящего поезда? Спрашивал, спрашивал, пока не понял, что поезда, моего поезда, не было вообще. Вернее, он был, но промчался мимо. Он, оказывается, и не должен был останавливаться на моей станции. Словом, Господь обделил меня талантом, он дал мне маленький, убогонький талантишко, забыв предупредить, чтобы я обращался с ним осторожно. Некоторые люди принижают свои способности, другие склонны, без должных на то оснований, непомерно возносить себя и свои возможности. Я из числа последних… Я сожрал самого себя!.. Я одинок! Я устал ждать! Я жду всю жизнь! Господь наградил меня умеренным талантом, я же возомнил себя гением. Мы, русские, не можем иначе. Как же, нам мало поджаренного кусочка окорока, нам подавай весь окорок, да что окорок, подавай нам всего теленка! Русский, если ему что-то взбредет в башку, не может удовлетворяться частью, ему нужно всё! Всё, всё, всё — до конца, до предела! Или — ничего! Если русский вдруг и сразу не стал Наполеоном — все, пиши пропало! Ему недостаточно быть полковником! Мало ему! Генералом хочу быть, и все тут! А если не получается стать генералом, все летит к черту. Поэтому у нас так много несостоявшихся гениев, которые находят утешение в водке и кончают свой жизненный путь в сточной канаве. У нас в России сточные канавы издревле забиты спившимися гениями. И я готов пополнить ряды этих счастливчиков!