Сергей Каледин - Записки гробокопателя

— Прекрати, Павел! — Алка топнула ногой. — Мири, где патроны?

Мири молча собирала ранец.

— Мири, зачем ты это сделала?

Вместо ответа Мири по-прежнему молча принесла свинью-копилку. Донышко у нее было аккуратно выбито.

— Я не дам Пашке патроны. Пусть он идет лежать в военную турму. Ты будешь отдыхать два года. Папа будет отдыхать два года. Я буду отдыхать два года. И Васин будет отдыхать.

— Миша, — простонала Алка, — не пускай ее в школу! Накапай мне кардиамин. Пашка, сейчас же верни деньги!

— Нет, мама, — твердо сказал Пашка. — эти деньги мне нужны более. Ей их не надо. Сейчас я деньги не имею.

Мишка накапал жене лекарство. И встал на страже у двери.

— Что будем делать, сволочи? — проникновенно спросила Алка.

— Я иду в свою школу, — предложила Мири, — Пашка едет с Васиным смотреть дом. Потом Пашка идет лежать в военную турму. Два года.

Пашка рыдал, но за деньгами, гад, не шел.

— Пашка, не доводи мать, — не выдержал Петр Иванович. — Отдай бабки. Не отдашь, ей-Богу врежу. Непосредственно.

Пашка взвился. От такой несправедливости у него даже слезы высохли.

— Васин! — вскричал он. — Скажи мне, Васин. Я ношу тебе холодное биру на крышу? Соленые чипсы, горячий картофель и матрас с сигаретами? Я хочу сегодня носить для тебя тяжелые чемоданы. Я прошу тебя, Васин, не ходи в мою личную жизнь!..

— Черт вас разберет… — Петр Иванович махнул рукой и побрел на кухню.

— Алка, — робко подал голос Мишка, — опоздаю, у меня сегодня кафедра.

— Мири, — тихо сказала Алка, — я могу умереть. Я не шучу. У меня нет больше сил вас разнимать.

Мири, демонстративно не слушая ее, окликнула Петра Ивановича:

— Васин! Я уезжаю с тобой в Москву. Я решиля, — и, обернувшись к матери, сообщила: — Патроны в помойке.

Пашка вывалил помойное ведро на каменный пол кухни: масло от шпрот, остатки соуса, окурки, недопитый йогурт… С урчанием он извлек из общей пакости магазин с патронами и, подвывая от счастья, стал бережно омывать его над раковиной.

— Ты забыл отдать сестре деньги. — Алка отобрала у него рожок, вытерла его вафельным полотенцем и машинально сунула в сушилку с тарелками. — Деньги верни.

Пашка побрел к себе в комнату. Мири спокойно с ранцем за плечами ждала, когда он принесет награбленное. Пересчитала деньги, открыла дверь и уже с лестничной клетки влепила Пашке ногой поддых. Пашка с воплем завалился на пол.

Петр Иванович, хотя и сидел перед открытым чемоданом, в зеркале углядел финал. И даже головой покачал.

— Надо же: третий год всего в каратэ, а наловчилась! — Он перебирал инструменты. — Рубанок взял, зензюбель забыл. Ладно, прикупить придется. Ты, Павел, чем лежать, вставай помаленьку. Ехать пора. И не вой, ты свое заработал по-честному, как коммунист. В чем поедешь, в военном или гражданке? Лучше военное, у вас вояк уважают.

Пашка, кряхтя, поднялся с пола. На шею повесил солдатский жетон, где, оказывается, вся о Пашке информация: кто он, откуда, какая кровь. Такой же жетон Пашка сунул в правый башмак в специальный кармашек. Башка отлетит — по башмачному жетону найдут, нога с жетоном уйдет — на шеяке бирка. Все предусмотрено.

Воскресенье — ну, рабочий же день! — нет! Евреи опять с книгами под мышкой. Напротив автобусной остановки группа хасидов читала в ожидании транспорта свои талмуды. Подошел специальный автобус, и без того уже набитый до отказа, местные погрузились, поехали.

— Куда опять? — Петр Иванович уныло проводил их взглядом. — Чего дома-то не сидится?

— Учиться надо, — улыбнулся Пашка. — В иешиву поехали. Они всю жизнь учатся. Это ж наши мудрецы, — он хохотнул.

— Не обоссысь, — очень серьезно и задумчиво посоветовал Петр Иванович. Куда ж их столько? Страна маленькая, я по карте глядел. Ископаемых нет. Вокруг арабы, того и гляди, война. Парни, девки под ружьем. А эти… Кто ж их кормит?

— Америка. Она богатая.

Подошел еще автобус. Оказалось — их, годится. Доехали до центрального автовокзала, пошли по подземному переходу, чтобы пересесть на загородный. В переходе Петр Иванович еще издалека заметил смуглую красавицу, которая шла навстречу. Шла, не меняя курса, шла рассеянно и устало, но одновременно и томно, не забывая ни на секунду, что она красавица. Спешивший на работу люд расступался перед нею, мужики оборачивались, бабы фыркали. Когда она прошла, обернулся и Петр Иванович. Красавица, покачивая бедрами, удалялась на длиннейших ногах, воздетая дополнительно на огромные каблуки. В минимальной юбчонке, грудь, конечно, большая, как здесь, на Востоке, принято, но без признаков лифчика. И с гаманком — кошельком на ремешке вокруг талии. Черные волосы распущены по спине до самой попы. Петр Иванович по мере удаления девушки все больше выкручивал голову, пока не врезался во встречного хасида. Тот уронил книгу, но ругаться не стал.