Сергей Каледин - Записки гробокопателя

Иваново предостережение было не случайным. Веки Синяка были татуированы со времен первой юношеской ходки двумя краткими, но емкими словами: «Не буди».

Роман послушно снялся с тахты.

— Собирайся, чучело, — ласково похлопал он Синяка по плечу.

— И купите чего-нибудь к столу, — вдогонку им крикнул Иван.

Проводив друзей, Иван принес из-под ванны, где погнилей микроклимат, две майонезные баночки с замотанными марлей горлышками. На баночках были наклеены этикетки — «муравьи голодные», «муравьи сытые». Раздвижной рамочкой он выгородил промазанного сиропом «Бадрецова Романа Львовича» со всеми прилегающими подробностями, развязал марлю на голодных муравьях, осторожно вытряхнул цепких мурашей внутрь рамочки и карандашом довыскреб особо прилипчивых.

Муравьи разбрелись по тексту. Не лесные, барственные, с тугими обливными пузиками, а крохотные, псивенькие, мелочевка насекомая. Они учуяли сахар, заерзали, выстраиваясь чередой по сладкому следу, и принялись за работу…

У Ивана оказался вынужденный перерыв. Он со вкусом потянулся, вспоминая о своей судьбе, о том, что жена пьяная в соседней комнате, что они с дочкой не жрамши с утра, и сочинил стих в одну строку, даже не один стих, несколько. «Люблю поесть. Особенно — съестное». «Нет, весь я не умру, и не просите». «О смысле жизни: никакого смысла».

Друзья принесли готовых харчей. Роман, чтобы не отвлекать Ивана, взялся сервировать пол возле тахты на газетах «Экстра-М». Синяк втихаря подсасывал джин прямо из горлышка.

Иван сосредоточенно следил за муравьями, изредка остро заточенным карандашом подгоняя нерадивых.

— Вместе с сиропом и тушь выгрызут и покакают одновременно.

Синяк, булькнув алкоголем, взроптал мокрым голосом:

— Какать, может, не надо?

— Ты чем там, чадушко, хлюпаешь? — обернулся на внеплановый бульк Иван.

— Зачем какать? — недовольно вопросил Синяк.

— Чтоб тушь не расплывалась. Не нагнетай алкоголь загодя. Жирному лучше пособи.

Синяк сделал обманчивое движение — будто с тахты, но Роман придержал его: сиди, не нужен.

Чтобы порыв не был пустопорожним, Синяк прихватил с пола лепесток ветчины.

— Рассказывай, Жирный, — приказал он. — Развлекай.

— У меня во Франции книга вышла, — начал Роман. — Летом поеду…

— Опя-ять он свое, — скорчил рожу Синяк. — Что же вы по-человечески базлать не можете, все про книги!.. Кстати, Жирный, моя крестная психиатром в отсталой школе для дураков работает. Говорит, твоя книга про меня у питомцев настольная…

— Рома, а где же фото? — раздраженным на всякий случай голосом рассеянно спросил Иван. — Фоту сделали?..

Роман протянул ему фотографию.

— Да-а… — задумчиво произнес Иван. — Такое лицо может любить только мама. Хорошо, косы не видно. Скажут, гермафродит.

— Кого? — насторожился Синяк.

Наконец муравьи закончили свою работу. Ванька загнал их в «сытую» банку. Достал батарейку «Крона». От батарейки тянулись два проводочка, оканчивающиеся обнаженными жальцами. Он легонько совокупил проводки — стрельнула искорка. Ванька снова вбил в глаз черный цилиндр и еле заметными движениями начал подковыривать искрящимися электродиками недовыеденные фрагменты текста.

— Потом проварить в щавелевой кислоте, подстарить… — бормотал он и, закончив свою ворожбу, со стоном разогнулся.

— Наливаю, Иван? — нетерпеливо спросил Роман.

— Не ломай традицию, — напомнил Синяк. — Пусть Иван сначала стих зачтет.

— Можно, — кивнул мастер и заговорил давнишними своими тюремными стихами, которыми в свое время, еще в шашлычной при первом знакомстве, навсегда покорил Синяка.

— Значит, время прощаться, коль вышло все так, как все вышло. Повторите, маэстро, — пусть звуки заменят слова, только скрипку печальней, оркестр потише, чуть слышно, только тему надежды — пунктиром, намеком, едва…

— Ну, быть добру! — провозгласил Синяк тост. — Шолом, козлы!

Пили старательно. За двадцать лет Ванькиной свободы, за новые зубы Синяка, за книгу Жирного, вышедшую в далекой Франции, за дружбу, за любовь…

Когда наступил перекур, Иван, лениво ковыряясь в зубах, вяло поинтересовался:

— Рома, за кого ты нашего Вовика сватаешь? Она окрашена в обручальный цвет? Прошу подробности.

— Даму зовут Александра, — сдержанно сообщил Роман. — Правда, Михеевна. И смолк.

— Что-то ты подозрительно немногословен, — заметил Иван. — Не со своего ли плеча?.. Инцест грядет?

— Дама — коллега, — уклонился от вопроса Роман. — Коммерческий зам. Сикина. Генерального директора нашего КСП. — И продолжил: — Инцест отчасти есть. Плюсквамперфект.