Генри Саттон - Детские шалости

— Это чушь, мам, и ты это знаешь, — говорит он. — Не моя вина, что Лили уехала. Она не слышала, чтобы я поливал ее грязью. Кроме того, реальная причина того, что ты не прибежала увидеться с ней на Рождество или в другой день, если это имеет значение, в том, что она тебя бесит. Разве не так? После того путешествия на лодке летом ты почти полностью забыла о ней. Именно ты не умеешь с ней обращаться, так же, как ты не умела управляться со мной и с Робби. — Он останавливается, чтобы стереть со щеки каплю мыльной воды. — И что ты тогда сделала? — продолжает он. — Ты избавилась от одного из нас. Именно так ты решила проблему. И прекрати мыть посуду, ради бога! У нас есть посудомоечная машина, Bosch, она моет посуду гораздо лучше, чем ты.

— Не пори ерунды, — говорит его мать и оборачивается, чтобы посмотреть ему в глаза, и у нее мыльные влажные руки, и на этом светлом, обтягивающем джемпере остались большие мокрые пятна. — Это просто неправда. Это не имеет никакого отношения к тебе и к Робби. Так хотел твой отец, а я по глупости его послушалась. Он так сильно давил на меня, что у меня не было сил противостоять. К тому же этот продажный адвокат, он пришел с предложением, что если твой отец забирает Робби, то мне остается дом и значительная денежная сумма, которая явно предназначалась на твое содержание. Так что боюсь, Марк, что в конце концов я сдалась. В тот момент я могла думать только об этом — что по крайней мере я смогу нормально позаботиться хотя бы об одном из вас. Но не думай, что я не сожалею об этом. Не думай, что я не сожалею об этом каждый божий день.

Марк редко видел, как плачет его мать. Она плакала, когда он сказал ей, что Ким исчезла вместе с Лили, а до этого, вспоминает он, она, кажется, плакала, когда ругала его за то, что он поджег ее спальню, много лет назад. Однако сейчас она вытирает слезы с глаз своими мокрыми руками — своими скорченными, искореженными артритом руками, которых она так стыдится — и от этого ее щеки начинают сверкать мыльными пузырьками. Пару секунд он размышляет о том, что, может, надо подойти к ней и обнять ее, сжать, а затем он вспоминает Лоуренса, что из-за Лоуренса его мама внезапно бросила все, что этот придурковатый седоволосый человек быстро стал самой важной частью ее жизни, и не двигается с места.

— Ты никогда не должен отпускать своих детей, — говорит она, шмыгая, утирая лицо рукавом свитера. — Никогда нельзя отпускать их от себя надолго. Это слишком большая драгоценность.

— Ага, правильно, — говорит он.

— Ты знаешь, что я думаю? — говорит она. — Я думаю, что тебе надо поехать и повидаться с Лили, если тебе известно, где она. Доставь ей радость. Дети могут быть очень гордыми. Слишком гордыми.

— Я не хочу идти у нее на поводу, — говорит он. — Я не сделал ничего плохого. И в любом случае, если я правильно понял, поездка туда обернется сущим кошмаром. Если верить Ким, чтобы попасть на встречу, придется пройти через все эти официальные процедуры.

— А ведь ты сказал, что ее не держат взаперти, — ехидно говорит она.

— Да, но это не значит, что все будет легко, — огрызается Марк.

— Ким, вероятно, пытается отделаться от тебя, зная, как ты ведешь себя в таких ситуациях, — говорит она. — Будь мужчиной, Марк. И смотри, не упусти этот шанс. Ты не можешь позволить себе потерять ее снова. Поверь мне.

Выйди он из дому на пару секунд раньше, он уверен, что ему все сошло бы с рук, он уверен, что его мама, и Лоуренс, и полиция свалили бы это на неудачное ограбление или просто на злонамеренный поджог. Есть дети, которым важнее разгромить чужой дом, чужую спальню — разбросав самые что ни на есть личные вещи владельца, искромсав на жалкие куски модное женское нижнее белье, — нежели украсть нечто действительно стоящее. Скучающие дети среднего класса, живущие в районе Марка, он с ними пересекался. Вероятно, по дороге из школы домой. Но это определенно не те дети, с которыми он шатался. Никто из его близких знакомых.

Так что он спокойно вышел из дома, около половины третьего дня, разбив кастрюлей кухонное окно (чтобы выглядело так, как будто кто-то разбил его), оставив входную дверь приоткрытой — и дым начинал просачиваться на первый этаж и в прихожую. А он отправился к автобусной остановке на главной дороге, почти пересек площадку. Хотя он и не хотел привлекать к себе внимание, он и не особенно старался быть незаметным, уж точно не прятался за заборами и не убегал соседскими задними садами. Он просто шел по тротуару, склонив голову, но тем не менее умудряясь осторожно обходить канализационные люки, думая, что если он случайно наступит на какой-нибудь, то будет пойман на поджоге.