Генри Саттон - Детские шалости

И вот он отъезжает от светофора и чувствует гордость за то, что так постарался в день рождения Лили, за то, что отправился один в такую даль, а потом еще и поедет обратно — путешествие в оба конца протяженностью около трехсот миль. Он особенно горд тем, что на заднем сиденье лежит этот большой розовый сверток, частично закрывая обзор из зеркала заднего вида. Вряд ли его отец когда-либо покупал ему подарки на день рождения. Он точно знает, что, когда его папа был женат на его маме, именно мама всегда покупала подарки. Интересно, покупал ли когда-нибудь его папа подарки на день рождения или на Рождество для Робби, когда они уже жили в Канаде? Или он просто сваливал это дело на Сью, а потом на женщину, которая появилась после нее. Марк надеется, что его отец никогда не старался доставить приятное Робби, что он за всю свою жизнь не делал ничего подобного. Он надеется, что как только они приехали в Канаду, его отец тут же забыл о существовании Робби, как он определенно забывал о существовании Марка, когда они еще жили вместе, в Англии.

Хотя почему-то он полагает, что его папа, оказавшись в Канаде, все же заботился о Робби. И в самом деле, думает он — слегка подавив свою ревность, но, по большому счету, поразмыслив, как бы сам вел себя в таком случае, — наверняка его папа осыпал Робби подарками и вниманием, по-настоящему любил его, чтобы расплатиться за то, что он разрушил семью, утащил своего младшего сына от матери и брата и увез в другую страну, на другой континент. Он делал это, потому что мучился виной, понимает Марк. Он думает, что его папа — этот человек, у которого такой же слегка крючковатый нос, как и у него самого, но который ниже ростом, темней и приземистей, который гораздо больше похож на Робби — изо всех сил пытался доставить Робби радость, быть рядом с ним, потому что чувствовал себя очень виноватым.

Марк думает так, потому что, оказавшись на месте своего отца, повел бы себя точно так же. И потому что просто знает, как ведут себя родители и даже приемные родители, когда дело касается семей, которые они разрушили, — они всегда пытаются сохранить любовь своих детей, всегда пытаются искупить свои грехи. Притворяются, что они лучше, чем есть на самом деле. Он знает, что такое — быть родителем. Что такое — чувствовать себя виноватым. Однажды, в тот год, когда они начали жить вместе, Лоуренс купил ему подарок на день рождения. Это были часы, Omega, с большим золотым циферблатом и сияющим кожаным коричневым ремешком, с золотой пряжкой с эмблемой Omega. Он возненавидел их в ту же минуту, несмотря на то, что знал, они должны стоить уйму денег. Еще он знал, что его мать не имела к этому отношения, что это все была идея Лоуренса. Этот человек хотел поразить их всех, особенно маму. Марк и в самом деле был убежден, что Лоуренс купил ему часы только чтобы произвести впечатление на его маму, чтобы она подумала, что ее новый муж удивительно великодушен и щедр, а он таковым конечно же не был.

Марк пару недель носил эти часы дома, а потом отнес их в центр города вместе с плюшевой красной коробочкой и модным гарантийным талоном и продал в антикварном магазине ювелиру, который занимался скупкой подержанных вещей. Он выручил за часы немного, это были действительно копейки по сравнению с их настоящей стоимостью, но ему было от этого хорошо, и он потратил эти деньги, как точно помнит, на майку, и на золотую серьгу в ухо, и на пару альбомов — Thin Lizzy и Earth Wind and Fire. Ни Лоуренс, ни его мама никогда не спрашивали его, почему он больше не носит эти часы, хотя он был уверен, что они в курсе его проделки. Он заиграл эти альбомы до смерти.

Все сходится, дом номер 12, но этот дом никак не похож на тот, который он помнит. Аккуратно выкрашенная парадная дверь, розовато-лиловый перламутр, и на окнах — маленькие панели, которые раньше были закрыты отсыревшими разрисованными картонками, теперь заменены новыми, расписанными цветочным орнаментом стеклами. Дорожка к дому тоже аккуратно вымощена, а передний двор посыпан галькой. Нет ни мусора, ни следов кошачьего или собачьего дерьма.

Он ничего не понимает, и перед тем как отважиться подняться вверх по дорожке, он решает вернуться к машине и проверить адрес. С того места, где он припарковался, видно название улицы в начале дороги, и, проверив адрес, который он написал на задней стороне конверта и оставил вместе с дорожной картой на переднем пассажирском сиденье, он понимает, что прибыл куда надо. Марк снова выбирается из машины, и первое, что он думает: как бы он хотел, чтобы Николь была сейчас с ним — дом Ким претерпел такие радикальные изменения, и от этого он чувствует себя еще более неловко — впрочем, когда он залезает на заднее сиденье и аккуратно вытаскивает компьютер, а затем, неуклюже волоча большой розовый сверток по короткой, ровной дорожке к сияющей парадной двери, он снова ощущает возрастающий восторг от того, что ее нет с ним — потому что теперь он может вести себя, как ему заблагорассудится, и некому его контролировать.