Элизабет Страут - Оливия Киттеридж

Оливия прищурилась. Близ каменной скамьи, в конце первой мили, на тропе лежало скорченное человеческое тело. Оливия встала как вкопанная. Человек был стар — это она смогла разглядеть, сделав несколько осторожных шагов поближе к нему, — лысеющая голова, большой живот. Боже милосердный! Она ускорила шаг. Джек Кеннисон лежал на боку, поджав колени, как будто он просто решил тут вздремнуть. Она наклонилась к нему и увидела, что глаза его открыты. Глаза у него оказались очень голубые.

— Вы умерли? — спросила она громко.

Его глаза задвигались, взглянули прямо ей в глаза.

— Скорее всего — нет.

Оливия посмотрела на его грудь, на большой живот под курткой фирмы «Л. Л. Бин». Потом посмотрела в том и другом направлении — вверх и вниз вдоль тропы. Нигде ни души.

— Вас что — ножом ударили или подстрелили? — спросила она и придвинулась ближе.

— Нет, — ответил он. Потом добавил: — Впрочем, я не помню.

— А пошевелиться вы можете?

— Не знаю. Я не пробовал.

Однако живот его двигался — очень медленно — вверх-вниз.

— Так попробуйте. — Оливия дотронулась кроссовкой до его черного башмака на толстой подошве. — Попробуйте подвигать этой ногой.

Нога подвинулась.

— Отлично, — одобрила Оливия. — Попробуйте рукой.

Очень медленно рука Кеннисона передвинулась на живот.

— У меня нет этой штуки — сотового телефона, — сказала Оливия. — Сын все время обещает мне его купить, но никак не соберется. Я вернусь к машине и поеду позвать кого-нибудь.

— Не надо, — сказал Джек Кеннисон. — Не оставляйте меня одного.

Оливия стояла в нерешительности. До ее машины — целая миля. Она посмотрела на него — он так и лежал на тропе, его голубые глаза не отрывались от ее лица.

— Так что же случилось? — спросила она.

— Не знаю, — ответил он.

— Тогда вам надо попасть к врачу.

— Ладно.

— Кстати, меня зовут Оливия Киттеридж. Не думаю, что нас когда-нибудь формально представляли друг другу. Если вы не сможете встать, я думаю, мне придется пойти и найти для вас врача. Я и сама их терпеть не могу, но вам нельзя вот так лежать здесь, — сказала она. — Вы же можете умереть.

— Меня это не волнует, — пробормотал он.

Казалось, в его глазах даже появилась тень улыбки.

— Что? — спросила Оливия и наклонилась к нему очень низко.

— Меня не волнует, что я вдруг умру, — повторил Кеннисон. — Только не оставляйте меня здесь одного.

Оливия опустилась на скамью почти рядом с ним. Река была спокойна, казалось, она едва движется. Оливия снова наклонилась к нему.

— Вы замерзли? — спросила она.

— Не очень.

— Сегодня подмораживает. — Сейчас, когда она перестала ходить, она и сама ощущала холод. — У вас что-нибудь болит?

— Нет.

— Как вы думаете — это сердце?

— Не знаю. — Он зашевелился.

Оливия подошла и продела свою руку под его, хотя он был слишком тяжел, чтобы она могла ему как следует помочь. Тем не менее после долгих стараний ему удалось подняться и усесться на скамью.

— Порядок, — сказала Оливия, усаживаясь с ним рядом. — Так-то лучше. Теперь мы ждем, чтобы подошел кто-нибудь с телефоном. — И вдруг добавила: — Меня тоже не волнует, что я вдруг умру. Я бы даже хотела этого. Только сразу.

Кеннисон повернул к ней лысеющую голову, устало и изучающе посмотрел на нее своими голубыми глазами.

— Не хочу умереть в одиночестве, — признался он.

— Черт. Но мы же всегда — в одиночестве. В одиночку рождаемся. В одиночку умираем. Какая разница? Если только не иссыхаешь годами в инвалидном доме, как мой бедный муж. Вот чего я боюсь. — Она плотнее запахнула свитер, стянула его вперед, зажав в кулак. Повернулась — повнимательнее взглянуть на Кеннисона. — Цвет лица у вас поприличнее. Не представляете, что могло случиться с вами?

Джек Кеннисон пристально смотрел на реку.

— Я шел по дорожке. Увидел скамью и понял, что устал. Я не очень хорошо сплю по ночам. Так что я сел на скамью и у меня закружилась голова. Я опустил голову между коленей, и следующее, что я помню, — это что я лежу на земле и какая-то женщина во все горло кричит мне: «Вы умерли?»

Оливия почувствовала, что лицу стало жарко.

— С каждой минутой вы выглядите все менее и менее мертвым, — заметила она. — Как думаете, вы сможете идти?

— Через минутку. Я попытаюсь. Мне хотелось бы еще минутку здесь посидеть.

Оливия бросила на него быстрый взгляд. Он плакал. Она смотрела в сторону, но краем глаза видела, как он полез в карман, и услышала, что он высморкался, — звук был поистине трубный.