Ник Хорнби - Голая Джульетта

— Не хотел встречаться с тобой в присутствии остальных.

— Гм. Нелишне напомнить, что большинство среди этих остальных — твои дети.

— Большинство. Но не все. Там еще пара бывших жен. Я чувствовал себя с ними неловко. Ну, и общее самочувствие к тому же…

— Ладно, в конца концов, тебе лучше знать, как справиться с этим.

— Я вот о чем думал… Не хочешь сюда ко мне приехать? Тогда мы с тобой могли бы…

На язык лезли всякие пошлые слова фразы вроде «исцеления», «залечивания ран», «выяснения отношений» и «налаживания связей». Нет уж, спасибо, вслух он такого не скажет.

— Что могли бы?

— Потусить.

— Потусить?

— Да. И, наверное, поболтать.

— Хм…

— Как ты к этому относишься? Может, продиктовать расписание поездов?

— Спасибо, Такер. Но не надо расписания. Не поеду.

— Ох-х…

Такер ушам не поверил. Где готовность к компромиссу, мягкость, неуверенность?

— Мне и в Лондон не хотелось ехать. К чему?

— Спроси у Лиззи.

— Я вообще не пойму, зачем эти встречи, где бы то ни было. Не хочу показаться невежливой, Такер, я считаю, что ты значительный и талантливый человек, и мне было очень интересно читать все эти статьи о тебе. У мамы целая папка вырезок. Но у нас с тобой не слишком много общего, правда?

— Ну… в последние годы…

В трубке раздался мелодичный смех.

— Если точнее, в последние двадцать четыре года.

Ей уже двадцать четыре?

— И я понимаю, что само существование мое… как бы это сказать… не к месту. Я твой альбом слышала. Ни меня, ни Лайзы там и духу нет.

— Это было давно.

— Согласна. Это было давно, когда ты ставил искусство выше… в общем, выше меня.

— Нет-нет, Грейси, я…

— Я понимаю. Правда-правда. Хотя не должна бы. Но ведь на самом деле я ничего не имею против людей искусства, они мне даже нравятся. И я все понимаю. Но чего ты теперь от меня хочешь? Допустим, ты хочешь провести разговор по душам в этой дыре, у черта на куличках. Но дальше-то что? Дальше ничего, если тебе не вздумается изображать лицемера. А мне не нужно твое лицемерие. Не думаю, что ты сильно изменился со времен «Джульетты».

Нет, конечно же, не могла она унаследовать такую проницательность от Лайзы. Что ж, гордись собой, родитель.

Такер вошел в кухню и вернул Энни трубку.

— Ну как?

Он покачал головой.

— Жаль.

— Да ладно. Я ее уже давно потерял. Просто сериалов насмотрелся.

Дункан очень тщательно и очень медленно натягивал пальто, все время что-то поправляя и не попадая в рукава. Жадно впитывал последние минуты свидания всей своей жизни.

— Да вы не торопитесь уходить, — вскользь бросил ему Такер. Дункан поднял на него собачий взгляд, безнадежный, как у прыщавого старшеклашки, который услышал, что первая красотка класса пока что не совсем лишила его своей благосклонности.

— Правда?

— Правда. То, что вы мне тут сказали… Я и сам часто над этим задумывался. Я вам искренне благодарен.

Теперь старшеклашка видит, как первая красотка стаскивает трусики и… Нет, тухлая аналогия, что ни говори. Банальная, захватанная… как резинка трусиков. Стоит лишь взглянуть на нее несколько более критически…

— Если вам интересно порассуждать о моей работе, мне было бы только приятно. В том, что вы в ней здорово разбираетесь, я уже не сомневаюсь.

Какого, собственно, дьявола? За каким чертом он полжизни провел в подполье, прятался от всего света, прятался от таких вот дунканов? Сколько их на свете? Горстка по всему глобусу. Гребаный Интернет объединил их и придал видимость солидности и авторитетности. И тот же гребаный Интернет сделал Такера центром его собственной параноидальной микровселенной.

— Я сожалею, что вломился в туалет Джули Битти, — вздумал вдруг извиняться Дункан.

— Бросьте. Не знаю, с чего я так взбеленился. Честно говоря, не для протокола… Джули Битти иной раз представляют этакой музой-фурией с огненным бичом. На деле же она всего лишь симпатичная пустышка. Ежели время от времени кто-то посторонний наведается в ее туалет, она вряд ли хоть сколько-нибудь пострадает.

Главными ингредиентами жизни любого нормального человека не без оснований считаются работа и семья. Такер долгое время пренебрегал обоими. С обломками его семьи — вернее, множества семей — уже ничего не поделаешь. Наладить общение с Грейс ему вряд ли удастся. Отношения с Лиззи будут колебаться от взаимно терпимых, хотя и с трудом, до раздражающих их обоих. Старшие сыновья его не очень интересуют. Значит, опять остается Джексон — что дает двадцатипроцентную индульгенцию его отцовских грехов. Но, ответив на один вопрос из пяти, ни один экзамен не сдашь.