Дмитрий Каралис - Дела семейные

— Там лежат либо блатники, либо взяточники! — распалялся отец. — Жора, ты бы видел эту публику — полный рот золотых зубов и кошельки размером с банный чемоданчик.

Дядя Жора выслушал все это, почесал затылок и сказал, что поедет в Москву. Еще не знает к кому, но поедет. Если потребуют обстоятельства, он представится мужем — фамилии одинаковые, портретное сходство с братом изумительное. Он попросил отца собрать все медицинские бумаги и приготовить особую папочку с мамиными геологическими достижениями, когда она вместе с папой совсем юной девушкой открывала в экспедициях секретные месторождения, где к ней и могла прицепиться болезнь. Отец снял с антресолей потертый чемоданчик и достал из него пачку почетных грамот с красными флагами и загадочными надписями шифрованных объектов.

— Вот, — сказал отец и долго молчал. — Двенадцать полевых сезонов… Два разведанных месторождения. Могли Государственную премию дать, да мы оттуда уволились. Давай я с тобой поеду, Жора!

— Не надо, — твердо сказал брат, — у меня все-таки три прыжка с парашютом. Там нужны крепкие нервы. А ты кого-нибудь сиделкой или пробиркой обзовешь, и пиши пропало.

Потом отец добывал ходатайства от маминого института, я носил в больницу гранатовый и свекольный сок для поднятия гемоглобина, ездил на Кузнечный рынок и несколько раз тайком заходил в Александро-Невскую лавру. Сняв шапку, я стоял в полумраке и скорее душой, чем языком, просил Боженьку помочь маме поправиться.

Я трогал холодный гранит Александрийской колонны увенчанной ангелом с крестом, молча стоял напротив Медного всадника и, задирая голову на золотой шлем Исаакия, мелко крестил живот под полой куртки. Я не верил, что город, спасший маму в блокаду, может выдать ее сейчас…

… Дядя Жора не успел еще вернуться из Москвы, как мы узнали, что маму переводят в Песочное, где с понедельника начинают курс лучевой терапии.

Отец ушел в ванную и долго сморкался там. Я сидел над тетрадкой по физике, тер глаза и не мог проглотить комок в горле. Сильва, словно понимая в чем дело, вспрыгнула мне на колени и с веселым урчанием бодала меня в живот.

Приехав из Москвы и отоспавшись, дядя Жора рассказал, как было дело.

Сначала все шло хорошо. Через знакомых в своем министерстве он попал на прием в Минздрав. Отсидел длинную очередь, за окнами уже смеркалось, секретарша подкрасила губки и натянула сапоги, собираясь двигать к дому. Наконец дядю Жору пригласили в громадный кабинет со столом-аэродромом и портретом Брежнева за спиной его владельца. Он все коротко изложил, и попросил в виду больших заслуг больной Банниковой перед Советским государством перевести ее немедля в клинику НИИ в Песочном для прохождения предписанного ей курса лучевой терапии.

— Вот ходатайство с места ее работы, вот почетные грамоты Министерства геологии, вот…

— А где направление от медицинского учреждения, в котором она сейчас находится? — перебил замминистра, поправляя дымчатые очки. — Может, они справятся своими силами?

— Да не справятся они, не справятся! Мне же главврач сказал: забирайте ее как можно быстрее в Песочное… У нас нет такой аппаратуры…

Замминистра стал рассуждать, что в прошлом году они послали две электронные пушки в Ленинград, в том числе и в клинику на Березовой аллее, и надо разобраться, почему они не действуют, почему родственники больных вынуждены приезжать в Минздрав, в то время, как… — Он стал аккуратно отодвигать от себя документы, намереваясь вернуть их просителю. — Нет, нет, товарищ Банников, понимаю ваши чувства, но поймите и меня, я должен разобраться…

— Хорошо! — сказал дядя Жора. — Звоните в Ленинград и разбирайтесь! Я подожду!

— А что вы мне указываете? — поднялся замминистра и снял очки. — Я и сам знаю, когда мне что делать!

— Я вам не указываю, — тоже поднялся дядя Жора. — Просто надо понимать, что в Ленинграде от вас ждет помощи человек, который двенадцать лет лазал по горам, чтобы найти сырье для ваших медицинских пушек. И не исключено, что нынешнее заболевание связано именно с этими поисками…

— Вот завтра и разберемся! — кивнул замминистра.

— Сегодня! Или я у вас ночевать буду! — сказал дядя Жора, окидывая взглядом кабинет в поисках подходящей мебели. — Я из Кронштадта, и с места не двинусь, пока не будет направления в Песочное! — С этими словами он сел в кресло у окна, закинул ногу на ногу и сделал вид, что он, несгибаемый кронштадец, потерял всякий интерес к столичному медику-бюрократу. Вот решишь, дескать, вопрос, тогда поговорим…