Кристин Айхель - Обман

– …точно так же, как и я.

– Вначале она испробовала все возможные медицинские методы доказательства вины, потом пустила в ход маятниковые приспособления, способы коррекции ауры, закончив этот набор речевой терапией. Именно она пригласила меня в свою квартиру, чтобы продолжить эти разговоры уже в неофициальной обстановке, полностью расслабившись.

– Что касается «почему», все ясно. А о «как» можете просто забыть.

– Видите ли…

– Как поживает Клара?

– Думаю, лучше не бывает. Хотя ей меня наверняка не хватает.

– Ну, по крайней мере одна из них живет и здравствует.

– Если это можно назвать жизнью. Я никогда не смогу понять, почему большинство людей ведут себя так, будто жизнь бесконечна, времени у них немеряно. Иногда закрадывается подозрение, что в женщинах сидит предчувствие: со мной им уготовано пережить чудесное время, но весьма короткое, причем даже на жизнь у них не останется много времени. Вдруг, даже не отдавая себе в этом отчета, они ощущают, – я более чем уверен, – вдруг время возрастает в цене. Вдруг рождается желание все увидеть, все попробовать, совершить все глупости, которые они откладывали на неопределенный срок. Они начинают дорожить каждой секундой, просыпаются по ночам, чтобы заняться любовью: а вдруг это в последний раз? Они хотят вместе со мной в Париж, Венецию, Рим, поскольку все эти города ведь могут сгинуть, превратиться в прах. Видите ли, я избавил женщин ото всего этого «сегодня это сегодня», «хоть и сейчас, зато правильно», от этого «еще раз». Вы-то хоть это понимаете?

– Да, понимаю.

– Пойдите сюда.

– Чтобы заняться любовью?

– Да.

– Еще раз?

– Да совсем не важно сколько.

Мне не суждено будет его снова увидеть. В этой жизни. Я храню фотографии и стараюсь сберечь чувства, они совсем не заржавели, еще почти как новые, несмотря на пролетевшее время. Странно, что слезы затекают в уши, когда вдруг заплачешь, вытянувшись на кровати, уставившись куда-то вверх. Так и лежу я с мокрыми ушами, и никого это не волнует. Я натягиваю одеяло к подбородку, удивляясь тому упорству, с которым я грущу, я, простосердечная вдова.

– Телефон звонит.

– Не снимайте трубку, фрау доктор.

– Но это будет слишком демонстративно.

– Мы в ванной. И все тут.

– Перезвонят позже.

– Положите трубку.

– Дайте мне это сделать.

– Единственный, кто здесь принимает решения, – это я. Ясно?

– Алло? По-немецки нет. Кто? Гость нет. И чемодан нет. Я здесь заниматься уборка. Алло?

– Кто это был?

– Женский голос. Кто это может быть?

– Очень неприятно, мы ведь здесь инкогнито.

– И что теперь?

– Прочь, прочь отсюда… Только самое главное с собой. Быстрее. Посмотрите в окно.

– Никого.

– Быстрее.

– А мой чемодан. Мой несессер…

– Уходим. Немедленно.

– Кольцо сжимается. Уже пахнет жареным.

– Не стоит бояться.

– Не надо вам было играть на рояле.

– Жаль было бы упустить шанс ощутить ваше восхищение. Такое случается не каждый день.

– Мрачный юмор, а?

– Да что вы. Им до нас не добраться.

– Автомобиль внизу?

– Он в полном порядке. Можно сказать, тщательно подготовлен. Ничего не случится.

– Куда же мы едем?

– В южном направлении. В гостиницу. Мне надо там забрать кое-что.

– Чемодан экстренной помощи «Карола».

– Точно.

– С поддельным паспортом, с наклеенной бородой и несколькими пачками банкнот достоинством тысяча марок.

– Допустим.

– Ну а потом?

– Вы хотя бы не спрашиваете почему?

– Так что же потом?

– «Из голубизны во тьму».

– У меня тоже будут поддельный паспорт и наклеенная борода?

– Вам наверняка было бы к лицу…

– В этой гостинице вас кто-нибудь будет ждать?

– Чего вдруг это вам пришло в голову?

– Может быть, Карола? Или Клара? Майер, Мюллер или, к примеру, Шмидт?

– Вы только не нервничайте.

– Я не нервничаю. Там кто-нибудь будет?

– Знаете что? Я настолько сыт этими расспросами, что даже не могу вам сказать.

– Хотите продолжить путь в одиночку?

– Нет.

– Я вам еще нужна?

– Да.

– Зачем? Ведь они думают, что я ваша заложница.

– Может, и так. И не забудьте о воскресных днях.

– Я ничего не забуду. Не забуду ни секунды, проведенной с вами, когда у меня будет время об этом вспомнить.

– Тиритомба, тиритомба. Все время мира.

– Я вам не врач с чемоданчиком первой помощи. И уж тем более не Хризантема первого часа.

– Как меня огорчает, когда утверждают: симфонию Калливода сочинил вовсе не Бетховен. Наверное, тот, кто дегустирует икру, с улыбкой воспринимает утверждение, что яблоко кажется ребенку сладким.