Кристин Айхель - Обман

– Господи Боже.

– Н-да! Именно так. У Софии лицо представляло собой упирающийся в вершину треугольник с туго натянутой кожей и округленными пухлыми губами. Тем не менее она поражала своими старыми хитрыми лисьими глазами. Только какое-то время спустя до меня дошло, что ей сделали пластическую операцию – очень искусно, дорого. И все-таки это была подтяжка.

– Ого!

– По той же причине она носила парик, такой черный, с короткой стрижкой. Дело тут вот в чем. Чтобы прикрыть шрамы, требуется много волос. Но, как известно, с годами волосы и у женщин становятся все более редкими.

– Боже, Боже праведный.

– Не падайте духом, госпожа доктор. У вас еще остается немного времени.

– Мне совсем плохо.

– Жизнь не торжество по случаю дня рождения ребенка. Это ведь ваши слова.

– Ну ладно. София – полная развалина. Что дальше?

– Руки у нее были нежно-белые, видимо, вытравленные кислотой, содержащей витамин А. Она носила одно-единственное кольцо, но за него можно было бы запросто купить весь игорный дом. И казалась очень спокойной. Это был добрый знак. Суматошные типы – чаще всего бедолаги, которые мучительно нажитое безрассудно тратят в угоду проверке бессмысленных теорий и систем. И вот они сидят в мятых пиджаках, держат в руках блокноты и вносят цифры в крохотные клеточки, отслеживая распаленными взглядами жесты крупье. Однако действительно азартные и прежде всего богатые игроки внешне абсолютно равнодушны. Они словно между прочим делают ставки или кивают крупье, который делает ставки за них и точно знает, сколько поставить. За столом сидели несколько русских. Их легко узнать по бесформенным часам-браслетам из массивного золота и красноватому оттенку дешевых средств для окрашивания волос. Они вполголоса обсуждали свои потери, а потом с видом глубочайшего презрения бросали жетоны на сукно. Казалось, что София не обращает на происходящее ни малейшего внимания. Поглядывая на крупье, дама надула губы. В ответ он поставил несколько тысяч марок на цифру тринадцать. Пока еще катился шар, за несколько секунд до магической фразы крупье «Rien ne va plus», я снял с мизинца кольцо с бриллиантом, подарок одной вдовы меховщика из Вильгельмсхафена, и положил его рядом с ее жетонами на цифре тринадцать. Шар продолжал подпрыгивать, потом немного споткнулся, и в результате остановился в клетке с цифрой двенадцать. София не отрывала взгляда от игрового стола.

– А вы смелый молодой человек, – проговорила она чуть слышно, и в какой-то момент я подумал, уж не пригрезилось ли мне.

– Лучше проиграть вместе с вами, чем выиграть без вас, – произнес я точно так же едва слышно. Вернулся в бар и сел спиной к игральному столу. Я выжидал. Высший класс. У меня оставалось время. Я отвел ей четверть часа. Через десять минут я почувствовал ее присутствие рядом с собой.

– Без кольца ваши руки нравятся мне значительно больше, – заметила она.

– Очень рад, что отделался от этой вещи столь почетным образом, – отозвался я и посмотрел на нее. Радужная оболочка ее глаза светилась фиолетовым, видимо, она носила цветные контактные линзы.

– Думаю, стоит отметить наш проигрыш, – сказала она с осторожной улыбкой, что было мне даже очень понятно, потому что мускулатура лица под натянутой кожей была полностью смещена. Но ее голос очаровал меня. Он был теплым и гортанным, напомнив мне кое-кого.

– Да, да.

– Она заказала две порции джина с тоником, что свидетельствовало о ее понятливости. Пока мы поднимали наполненные бокалы, слегка опустила веки.

– Сколько ей было лет, как вы думаете?

– Это совершенно несущественно. София была Софией. Вам знакомо ощущение, когда после грозы заходишь в дом, который не проветривали. И вот вы еще чувствуете духоту, которую вне помещения уже разогнал дождь, а внутри как-то тягостно слащаво? Вот София и напомнила такой непроветренный дом, до краев заполненный духотой, сгустившейся, довлеющей и даже слегка затхлой, вследствие чего в ее присутствии иногда было просто нечем дышать. Призрачный контраст с молодежным маскарадом, и тем не менее она притягивала меня к себе своим махровым могильным запахом…

– Пожалуйста, прекратите.

– А почему? Вы же просили меня рассказать, вот я и рассказываю.

– Меня это пугает.

– Ах нет.

– Ах все-таки…

– Пакуйте свой чемодан. И если будете молодцом, я вам еще больше расскажу о несравненной Софии.

Я никогда, никогда не хотела бы больше с ним встречаться. И, собственно, зачем? Это было бы лишь жалким признаком того, что существовало нечто, без него значительно более реальное. Он стал бы объектом палаты вещественных доказательств, сданных на хранение. Объектом пронумерованным, неживым. Он не смог бы доказать ничего из того, чего не знала бы я. Он присутствует во всем, что во мне есть, во всем, что я делаю; он сформировал меня, он мне больше не нужен; он видел, какой я была; его взгляд на меня стал моим собственным при отсутствии сопротивления с моей стороны, и это бремя было сладким.