Станислава Флешарова-Мускат - Мост над бурной рекой

В последнее залещицкое лето он подружился с парнем, тот жил неподалеку от моста, и звали его Мечик. Плавал он лучше всех в городе, и если от разрушенного моста раздавался крик о помощи, бежали за Мечиком Шиманьским. Он-то и научил его держаться на воде, плавать не уставая и видеть в реке не врага, а друга, дарующего радость и отдых. Однажды они спасли двух мальчишек из Варшавы, не внявших со столичной самоуверенностью предостережениям местных жителей. Когда их вытащили на берег, Мечик со знанием дела выкачал воду, которой они вдоволь наглотались, и еще до того, как на своих чад набросилась уже воспрянувшая духом мать — в равной мере счастливая и испуганная, — хорошо им наподдал вроде бы от ее имени, справедливо оделив каждого увесистым подзатыльником.

Где они теперь, эти варшавские мальчишки и Мечик… Тогда, в сентябре, он не видел его ни на мосту, ни за мостом, на румынской стороне…

Гарриет выскочила из воды и, обежав бассейн, встретила Асмана с противоположной стороны, куда он подплыл первым.

— У вас есть основания улыбаться.

— Вспомнил молодость. Я рос на великолепной реке.

— Это заметно.

— Ну и дома у меня есть бассейн, в воде я отдыхаю.

— У нас в Швеции, особенно на севере, без дрожи можно купаться только в ванне.

— Не могу сказать, чтобы я здесь перегрелся! — Яльмар вынырнул, дрожа от холода, хотя и старался это скрыть. У него были сильные длинные ноги с большими ступнями, зато грудная клетка и плечи были узкие и хилые, как у готических скульптур. — Скажите, — обратился он к Асману, — какой в этом смысл? Ехать на юг, в такую даль, чтобы…

— Не трясись, — прервала его Гарриет, — все равно грога не получишь.

— Захочу, сам куплю.

— А как потом отчитаешься перед мамочкой?

— Ингрид! — вскипел Яльмар. — Ты слышишь? Гарриет становится совершенно невыносимой.

— Невыносимой! — охотно соглашается Ингрид. — Она и ко мне все время цепляется. Вбила себе что-то в голову, чего-то боится, вот и бесится.

— О чем речь? — осведомился Асман, протягивая руку за своим халатом.

— Не слушайте болтовни этой идиотки.

— Яльмар! — взвизгнула Ингрид. — Ты слышишь, как она меня обозвала?

— А ты не будь идиоткой, я и не стану тебя обзывать.

— Кончится тем, что я всерьез обижусь и поеду в Гранаду одна.

— Сделай одолжение!

— И Яльмара заберу!

— Если он позволит себя забрать. Яльмар, ты как?

— Да я… — осторожно начал Яльмар, но тут ему пришло в голову, что на этих разногласиях можно кое-что выгадать. — А и в самом деле, Гарриет… в последнее время ты стала невыносима и если не пообещаешь…

— Ничего я не стану вам обещать. Поцелуйте меня в нос!

— Я — охотно, — рассмеялся Яльмар.

— Ненавижу! — выкрикнула Ингрид.

— Не ссорьтесь! — Асман привлек всех трех к себе, так что они слегка стукнулись мокрыми головами.

— Да мы вовсе и не ссоримся, — притворно улыбнулась Гарриет.

Испанцы, потерпев поражение в заплыве, попытались изобразить, будто вовсе и не принимали вызова, а потому переплыли бассейн в обратном направлении, выбрались из воды с противоположной стороны и теперь бежали к ним, растирая плечи и грудь.

— А вообще это свинство! — издали кричит Карлос, в котором уже сейчас, хотя он пока лишь студент юридического, начинает проявляться вздорность мелкого адвокатишки. — Я пожалуюсь дирекции отеля. Почему вода такая холодная?

Мануэль, не желая показать, что тоже замерз, улыбается посиневшими губами:

— Не преувеличивай.

— А ты не строй из себя героя.

— Я и не строю!

— Ну вот, теперь вы начинаете ссориться! — Асман повторяет свой прием примирения и тоже легонько стукает юношей головами. Ему вдруг в самом деле становится хорошо в этой компании, где все ему, в сущности, безразличны, и он чуть ли не со страхом замечает предупреждающий жест Ингрид — к ним направляется группа американок во главе с мисс Гибсон в шортах и в чем-то похожем на блузку.

— Теперь все в сборе! — восклицает Ингрид, с ехидным торжеством поглядывая на Гарриет, но та как ни в чем не бывало приветствует всех радостной улыбкой, хотя сразу замечает среди женщин Доминику и видит, как Асман направляется к ней навстречу.

Доминика не в духе, и Асман безошибочно угадывает причину.

— А где Лукаш?

— Радио слушает! Поднялся чуть свет и, не иначе, вытащил из постели Гомеса, чтобы открыть автобус, заскочил наскоро позавтракать, а теперь опять сидит в машине.

— В Польше случилось что-нибудь новое?