Станислава Флешарова-Мускат - Мост над бурной рекой

А вот когда в конце августа барон вновь посетил Залещики и, зайдя в лавку, сообщил бабушке, что собирается в заграничное путешествие и хотел бы взять с собой несколько бутылок вина, она только махнула рукой в сторону ярких полок с винами.

— Берите, что хотите, пан барон.

— У меня нет таких денег при себе, — криво улыбнулся барон. — А у вас такие великолепные вина…

— Берите, — повторила бабушка. — Пусть уж лучше выпьет пан барон, чем кто попало.

Барон, направившись было к полке, на полпути остановился и повернулся к бабушке, окинув ее изучающим взглядом.

— Что пришло вам в голову, пани Асман?

— То же, что и пану барону, если пан барон решил именно теперь ехать за границу…

— Я же ведь не первый раз еду за границу… Как только мне позволяли средства…

— А вот теперь средства пану барону не позволяют, и все-таки вы едете, чтобы быть не здесь, а там.

— Ну, если даже… — барон запнулся и снял вторую перчатку, чего не имел обыкновения делать, — если даже что-то и случится, нигде не будет безопаснее, чем в Залещиках.

— Такого слова — «безопаснее»… — тихо сказала бабушка, — такого слова вообще нет, пан барон. Его совсем нет.

Вот, собственно, в тот день и началась война…

…— Я абсолютно с вами согласен, — сказал Асман миссис Брук, продолжавшей упорно что-то доказывать.

— Вы со мной согласны? — удивилась та. — А я была уверена, что вы придерживаетесь иного мнения.

— Ну что вы! — горячо возразил он. — Вы, конечно же, правы.

…Война началась в тот день, когда бабушка впервые отважилась сказать о ней вслух, когда призналась, что думает о ней, считает ее неизбежной. Эта убежденность, безусловно, вытекала не из понимания политической ситуации. Бабушка газет не читала, радио не слушала, политические проблемы были ей чужды. Она просто з н а л а, так же как о многих вещах знают звери и растения, особым безошибочным чутьем понимая и воспринимая мир.

Но город в эти последние августовские дни все еще сохранял свой прежний облик, и, как всегда, благоухал отцветающим летом и наступающей осенью, напоенной сладостью созревающих плодов. Воздух не был еще отравлен автомобилями, которые позже, на много дней и ночей, запрудят дорогу и мост, ведущий в Румынию.

А пока прибыло всего несколько грузовиков из Варшавы; не разгружаясь, они стояли во дворе магистрата. Бабушка заговорила о них с женой вице-старосты, когда та с Зюзей пришла за чем-то в магазин, но жена вице-старосты, опустив глаза, ответила, что ничего не знает.

Зюзя продолжала бегать на пляж, пользуясь последними днями лета и каникул. Она была старше его на год, а шестнадцатилетние девчонки — это уже барышни, не обращающие внимания на сопляков. Чтобы тем летом заслужить благосклонный взгляд Зюзи, нужно было быть офицером или по крайней мере студентом. Но офицеров — всех до единого — с пляжа внезапно отозвали мегафоны, а вскоре, услышав свои фамилии, в панике сорвались с пляжных лежаков подхорунжие запаса, и, таким образом, толпа студентов вокруг Зюзи тоже поредела, а он получил наконец-то возможность с ней поговорить.

— Если хочешь, проводи меня на вокзал, — милостиво разрешила она. — Я уезжаю в среду дневным поездом.

— Ты успеешь к пятнице в школу? — спросил он. Зюзя жила где-то в Познаньском воеводстве, и ехать туда нужно было с пересадкой в Варшаве, долго и утомительно.

— О чем ты спрашиваешь? Конечно, успею. Я уже в четверг к вечеру буду дома, подошью белый воротничок к платью и утром — за парту.

Но в пятницу, первого сентября, ни Зюзя, ни он и никто вообще в Польше за парты не сел. Немцы перешли польскую границу, и война стала явью — независимо от того, верили в нее или нет, стала подлинной и неотвратимой явью, — а все, что составляло смысл жизни до нее, явью быть перестало.

Военные действия велись пока где-то далеко, на западе и на севере, говорили, что фронт упрется в Вислу, а когда выступят Англия и Франция, немцы будут сразу изгнаны из Польши. Опустевший после отъезда курортников город впадал в привычную осеннюю дремоту. На базаре появился первый виноград. Его покупали пассажиры немногочисленных пока автомобилей, которые — не спеша и как бы раздумывая — въезжали на мост. Днестр привычно катил под ним свои бурные воды, и никто из тех, кто над ним проезжал, не думал тогда, что пограничная река, разделяющая два дружественных государства, уже превращается в водораздел времени, начинает обозначать рубежи истории.

А известия с фронтов поступали все более тревожные. Во дворе магистрата появились новые грузовики из Варшавы, и их охраняли вооруженные солдаты. Но люди, вероятно, продолжали надеяться на чудо, на равную чуду помощь, ибо интенсивность движения по дороге, ведущей через город на мост в Румынию, возросла незначительно, а у покидавших страну в глазах таилось сомнение: не слишком ли поспешно принято роковое решение?