Станислава Флешарова-Мускат - Мост над бурной рекой

«Интересно, что подумали бы эти двое, если б и он, Асман, решил сейчас сесть в автобус, сказав, что хочет послушать радио?» Ой мог вернуться в отель и там выслушать известия о Польше, передаваемые теперь всеми радиостанциями мира — ничто не получает такой широкой огласки, как несчастья, в этом он убедился сам после трагической гибели Гейл. Впрочем, тут же он подумал, что смог бы полностью поверить, только глядя в глаза человеку, который покинул страну недавно, а не как он — сорок два года назад…

Ему было тогда лет на десять меньше, чем теперь этому парню, и, пораженный громом разразившейся катастрофы, он не отдавал себе отчета в подлинных ее масштабах. Но разве сейчас кто-либо отдает себе отчет в масштабах катастрофы, которая грозит миру? Снова как о спасении он подумал о рюмке вина. Возможно, охватившее его этим утром смятение вызвано не тем, что близятся к роковой черте стрелки его часов, а тем, что часы мира подходят к какому-то последнему своему часу?..

Сразу припомнилось жаркое лето перед той великой катастрофой. Еще не происходило ничего чрезвычайного, политические новости до небольшого курортного городка доходили как бы разбавленными прохладительным лимонадом, никого не тревожили какие-то там заседания за круглыми столами, поездки дипломатов, огромные, а потому представлявшиеся совершенно абстрактными суммы, шедшие на военные расходы, пока все вдруг не набрало бешеной скорости, мегафоны стали вызывать офицеров, загоравших на днестровских пляжах, а карта Польши превратилась в бумажку для поджога запального шнура… Почему эти люди стоят сейчас на перекрестке улиц в Варшаве друг против друга — те, кто хочет двигаться в своих колоннах дальше, и те, кто им этого не позволяет, и почему мир уделяет этому столько внимания? Неужели снова именно там, именно там это место… Ах, он довольно рано понял, что необходимо обрести какую-то спокойную гавань, какую-то надежную опору, что нельзя любить источник вечного страха и горя, каким является несчастная отчизна. Он решил никогда не возвращаться на родину, решил е е н е и м е т ь, и сколько же радости, сколько свободы скрывалось в мысли, что твоя родина — музыка. Только почему — если он с таким тщанием вытравил все это из своего сердца — он не может ничем иным занять мысли? И отчего ему хочется знать, стоят ли еще на перекрестке улиц столицы, в которой он никогда не был и о которой знал только по школьным учебникам и за которую собирался сражаться вместе со своими сверстниками из лагеря в Кустине, стоят ли еще там друг против друга поляки?.. Он поднялся вдруг с нелепой мыслью выйти из кафетерия и отправиться на паркинг, к автобусу. Хозяин бара, кланяясь, сопровождал его до выхода и крайне удивился, когда у двери американец вдруг остановился и даже чуть отпрянул назад.

— Сегодня очень жарко, — проговорил он.

— О да, — горделиво согласился испанец: знойное андалусское лето, как и вино, являлось достоянием и предметом гордости этого края.

Вышедшая из мечети девушка, завидев которую он и отпрянул в глубь бара, вероятно, собиралась направиться к автобусу, чтобы оторвать от радиоприемника своего спутника. В Толедо он из-за этого радио не видел «Погребения графа Оргаса» — известной картины Эль Греко, в Кордове, по той же причине, не увидит не менее известной мечети. Асман представил себе ссору, какая вспыхнет, когда девушка внезапно откроет дверцу автобуса, и чуть ли не пожалел, что не станет ее свидетелем.

Однако Доминика направилась совсем не в сторону паркинга. Поправив на плече ремешок от сумки, она, явно торопясь, двинулась в противоположную сторону.

— Очень сегодня жарко, — еще раз сказал Асман хозяину и вышел на улицу.

Ситуация начинала его занимать. «Куда она направляется? Куда так спешит в чужом, незнакомом городе?» Она производила впечатление довольно робкой, и вдруг столько решимости? Следуя за ней, он всячески старался, чтобы она его не заметила, когда останавливалась у витрин почти всех магазинов. Он тогда тоже останавливался и, отвернувшись, делал вид, что рассматривает фасады домов на противоположной стороне улицы. Перед одной из витрин она задержалась дольше, а потом вошла в магазин.

Это был роскошный бутик с высокими, надо полагать, ценами. Об этом свидетельствовала не только богатая внутренняя его отделка, но и близость к Соборной мечети, посещаемой всеми туристами Кордовы. Он снял куртку, ту з а-т а с-к а н-н у ю свою куртку, чтобы не быть узнанным, и остановился несколько в стороне от магазина, но так, чтобы видеть, что делается внутри.