Станислава Флешарова-Мускат - Мост над бурной рекой

— Вы так прекрасно загорели в Испании или в Калифорнии?

Вопрос прозвучал как некая замена чего-то, что он должен был сказать или сделать в этой ситуации. Мисс Гибсон именно так это и восприняла:

— У меня вообще смуглая кожа.

— У вас чудесная кожа.

Он подал ей бутылку и бокалы и, только когда обе руки у нее оказались заняты, коснулся тыльной стороной ладони ее разгоряченной щеки. Жест был нежным, и Сибилл на мгновение прикрыла глаза.

— Спокойной ночи, — проговорил он мягко.

Она вышла, он запер за ней дверь и прямо в одежде сразу же бросился на кровать, в странном успокоении ожидая, когда придет сон, который, наверное, и пришел бы, не услышь он звон разбитого стекла где-то в глубине коридора, похоже — у лифта. Он улыбнулся, и тут только в нем пробудилось чувство искренней нежности к мисс Гибсон.

Лукаш проснулся первым. Полежал, не двигаясь, разглядывая на потолке полосы света: опущенные жалюзи рассекали утреннее солнце на яркие лучики.

— Мы в Мадриде, — воскликнул он во весь голос.

Доминика не проснулась. Она спала лицом вниз, зарывшись головой в подушку и обнимая ее, словно живое существо, которое боялась потерять во сне.

«Мы в Мадриде», — повторил Лукаш теперь уже мысленно. Он встал, выключил кондиционер — ему показалось, что в комнате слишком свежо, — подошел к окну и распахнул его настежь.

Дома на противоположной стороне улицы в свете раннего утра отливали цветом нежной охры. Над крышами простиралось лазурное небо, небо с рекламных фотографий испанских буклетов. Эта лазурь тут же заставила его подумать, что в Польше сейчас наверняка льют дожди. Лукаш отошел от окна и, бросив на кровать пижамную куртку, направился в ванную. Принял душ, побрился, стараясь не отвлекаться на сторонние мысли и думать лишь о предстоящем увлекательном дне: вместе с американскими туристами они едут в Толедо!

— Доминика! Вставай! Опоздаем.

— О боже! — промурлыкала та в подушку. — Неужели нигде в мире человеку не дадут выспаться?

— Ну отчего же. Спи пожалуйста. Но тогда мне придется сказать мисс Гибсон, что в Толедо мы не едем.

— С ума сошел! — Доминика мгновенно вскочила и только потом открыла глаза, окончательно проснувшись. — Боже, какое солнце!

Как и он, она подбежала к окну, залюбовалась золотистой охрой домов напротив и лазурным небом над ними. Потом повернулась к Лукашу:

— Я люблю тебя!

— Я тебя — тоже. Но ты все-таки поторопись — автобус ждать не станет.

— Надо думать! — Доминика бросилась в ванную, но, приоткрыв дверь, пробурчала: — Вот теневая сторона нашей новой ситуации — придется вечно спешить, чтобы куда-нибудь не опоздать.

— А для тебя это настоящая трагедия.

— Не ехидничай. То ли дело на автомобиле: никаких тебе расписаний.

— Есть и другие прелести путешествия на автомобиле.

— Для меня эта — главная.

— Ладно, обсудим проблему в другой раз. Быстрее мойся, любовь моя.

— Вот так звучит лучше.

Доминика скрылась в ванной, но довольно быстро вернулась.

— Уже? — поразился Лукаш.

— Пришлось обойтись без душа — мешает повязка. Но все равно немного ее намочила. Как ты думаешь, сколько мне дадут по страховке?

— Понятия не имею.

— Может, спросить у мисс Гибсон?

— Она тоже не знает.

— Она все знает.

— Что ж, спроси, если тебе так уж не терпится. А теперь одевайся побыстрее.

— Надену платье с бантиками, а?

— А что-нибудь поскромнее нельзя?

— Поскромнее?

— Все-таки в автобусе в основном пожилые женщины.

— Но есть и мужчины.

— Тем более.

— Хорошо! — Доминика разозлилась. — Надену брюки и кофту с застежкой до подбородка. Жаль, чадру смастерить не из чего.

— Хотела бы потешить Хомейни?

— Нет, тебя, любимый.

Когда они спустились в ресторан, американская группа уже завтракала. Мисс Гибсон указала им столик — значит, они уже приняты на довольствие. Тут же появился официант с гренками и соками, спросил: «Кофе, чай?»

— Кофе! — зло буркнула Доминика, хотя этот юноша ни в чем не был повинен. — Вот, — повернулась она к Лукашу, — даже приличного завтрака заказать не можем, хоть я и продала килимы.

— Вторая теневая сторона нашего нового положения, — съехидничал тот. — Но есть и третья.

— Какая еще?

— Я не смогу слушать радио.

— Слава богу!

— Но ты ведь знаешь, как это важно для меня!

— Ты что, и впрямь не можешь прожить одно утро, не услышав о Раковском и Валенсе?

— Не упрощай.

— Стараюсь. Но, как видно, пользы от этого мало.