Она умолкла. Шевелила гибкими пальчиками в брюках у Куприянова. А тому казалось, что он — Уин-стон Черчилль, у него между ног торчит гаванская сигара и на ней золотится изящный фирменный ярлычок.
— Благодарим вас, восхитительная Луиза, — произнес Савл Зайсман, отгоняя слоистое облачко дыма, которое напоминало летящего фламинго, превратилось в дамскую туфлю с хрустальными крылышками, а затем в хохочущий рот, уплывающий в дальний угол комнаты. — Ваша история через тысячу лет всплывет в рассказе какого-нибудь мечтателя, и он не будет знать, как она залетела в его память. А теперь пусть расскажет наш замечательный друг, счастливый супруг Франц Малютка. Франц, дорогой, что круто изменило всю твою жизнь?
Франц Малютка, накурившись, чувствовал любовь ко всем возлежащим на персидских коврах. Особенно к своей строптивой, но такой беззащитной, такой уязвимой жене. Бедняжка босая, на лютом морозе, среди сверкающих льдов, пытаясь спастись, прятала босые стопы в стоге мерзлого сена. Сено не грело, кололо милые пальчики. К тому же в стоге обитали мыши, тушканчики и морские свинки, и одна из них, большая и мерзкая, вдруг высунула наружу свою розовую раздраженную мордочку.
— А что тут рассказывать? — рассеянно произнес Малютка. — Посредники заебли. Никакого бизнеса. Ну я их пригласил в ресторан. Принесли коньяк, осетрину. Я сказал: «Братаны, так больше жить нельзя». Достал «макарыча» и прострелил им бошки. С тех пор дела пошли хорошо.
Он улыбался, потому что с любимой женой они парили на серебряном дирижабле, внизу, совсем близко, проплывала Эйфелева башня и принц Чарльз, в цилиндре и белом шарфе, манил его колодой карт, приглашая сразиться в покер.
— Поучительный пример, дорогой Франц, — поощрял его Савл Зайсман. — Только в Сибири еще не перевелись подобные натуры. Этот ген заслуживает того, чтобы его сохраняли века. Быть может, вы, господин посол, расскажете нечто, что сделало вас столь известным дипломатом и утонченным знатоком России?
Посол Александр Киршбоу выпустил из губ костяной мундштук зеленого кальяна. Дым вскружил ему голову. Он казался себе дамским лифчиком размером № 6, отороченным кружевами. Так чудесно было ощущать полноту теплой, пышной груди с чуть выпиравшими сосками. Знать, что весь день можно находиться в тесном соприкосновении с любимой женщиной. А когда та, утомленная к вечеру, лениво совлекала перед зеркалом платье и вешала лифчик на спинку стула, можно было всю ночь перед таинственно мерцающим зеркалом любоваться спящей возлюбленной, озаряемой редкими вспышками пролетавших автомобилей.
— Господа, — посол неохотно возвращался из мира грез в мир реальности. — Детство мое прошло на Западном побережье, и я мечтал стать зоологом, естествоиспытателем. Ничего никогда не слыхал о России. Я рано вступил в «Общество охраны китов». Однажды нам сообщили, что недалеко от Сан-Диего на песчаный пляж выбросился кит. Мы поспешили его спасать. Животное еще было живо, когда мы подъехали. Мы ломали голову, что заставило этого красавца покончить с жизнью, что явилось основой его суицидного инстинкта. Внезапно из раскрытого зева кита показалась человеческая голова, и скоро на свет вылез весь человек, в слизи, облепленный планктоном, в ракушках и мелких рачках, которые составляют излюбленную пищу кита. На плохом английском он объяснил, что является известным советским поэтом Андреем Дементьевым. Решил таким образом иммигрировать из СССР, не в силах выносить гнет режима. Чтобы быть проглоченным китом, он долго плавал в облаке планктона, прикидываясь одним из ракообразных. Наконец кит его проглотил, и поэт, перемещаясь в чреве кита, громко, как молитву, читал собственные стихи. Кит не выдержал декламаций и решил покончить с собой. От поэта, много дней проведшего в чреве кита, пахло несвежей рыбой и водорослями. Он тут же стал читать нам стихи. Я запомнил только одну строку: «Мне снился сон, что Пушкин был Кобзон». Эта встреча перевернула всю мою жизнь. Я поступил в Гарвард, стал интересоваться Россией, перечитал всего Достоевского. Когда приехал послом в Москву, снова встретил поэта Андрея Дементьева. Он ничуть не постарел. От него все еще пахнет водорослями. Теперь он ведет телевизионную программу «Народ хочет знать» и почти никогда не падает с трибуны от ветхости.
Савл Зайсман сделал глубокий вздох, наполнив мозг дымом, разбудившим генетическую память. Ему показалось, что в голове открылся бесконечный коридор, сквозь который сочилась лазурь. Вытянув руки, он летел на эту лазурь, возвращаясь вспять через миллионы лет эволюции. Вынесся на простор, где плескалось безбрежное море, отражая на волнах золотое солнце. В фонтане брызг, распахивая волны чешуйчатым телом, вынырнул динозавр, держа в зубах сиреневую скользкую рыбу.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу