Илья Крупник - Карусель (Рассказы)

Я уже поглядывал на часы.

— Отвлекись, — предложил мне Подкуйко. — Послушай… Смотри. Слышь?..

Сбоку в траве шелестнуло что-то, и Подкуйко сделал мне знак, потом стал глядеть туда пристально. Я тоже, но не увидел ничего. А все стихло.

— Магнетизм, — кивнул мне Подкуйко, улыбаясь. — Это еж сбежал откуда-то. А теперь не сдвинется. Сидит. Видишь его?

— Не вижу я ничего. Ты что, фокусник еще, да?

— Успокойся, — сказал Подкуйко. — Не гоношись. Совершенный человек должен всегда сохранять спокойствие духа.

— Опять ты вычитал? — я разозлился. — Это ты, что ль, совершенный?

— Тихо. Тихо. — Он покосился. — Да… Дочка твоя уже не придет, похоже.

Подкуйко надел кепку, надвинул ее на лоб и встал, взял портфель за ручку.

— Приемная у меня дочь, — сквозь зубы объяснил я.

Теперь мы стояли с ним у троллейбусной остановки. Была явная задержка, троллейбусы не шли. А народу подходило все больше.

Но наконец появился. Пестрый такой же: «Новинка! Заморозь — и съешь! Жидкое мороженое!» По борту намалевано и вкось.

Мы впихнулись в него с трудом последними.

— Подождите!..

Я оглянулся. Бежала Таня, волоча за ремень красную сумку на колесиках.

Я подхватил сумку, Таню левой рукой и втолкнул внутрь рядом с собою, двери задвинулись, прихватив сзади мою куртку.

Через три, по-моему, остановки стало свободней, я даже сел у окна, взгромоздил на колени рюкзак. Впереди в соседнем ряду села и Таня, потом место освободилось сзади нее, Подкуйко присел. Нагнулся к ней, они разговаривали. О чем?

Мелькали в окне вывески разноцветные, под ними стекла вспыхивали подряд — одно, другое, третье, четвертое — от солнца. Мелькало, мелькало, и стало жарко, я расстегнул куртку, даже прикрыл глаза. Ночь плохо спал. Кем я там буду?.. Да хоть ночным сторожем. День будет мой. Солнце. Это я застолбил Подкуйке. Троллейбус мчался, качало, тормозил, остановка, опять качало, трясло, качало. Остановился прочно, и я открыл глаза.

Последние пассажиры выходили в двери. А внизу — толпа. Вокзал. Конечная.

Я подхватил рюкзак, кинулся к дверям, навстречу лезли прямо на меня с сумками, ручными колясками. С силой расталкивая, я вывалился вниз.

— Таня! — закричал я. — Подкуйко! — и огляделся. — Где вы?..

В одной руке у меня был рюкзак, другую поднял вверх.

— Я здесь! — и опять огляделся.

По площади тащили быстро вещи, обвязанные мешки, ящики на колясках, машины проскакивали то туда, то назад.

Я бросился наперерез. Какой поезд, куда идет, Подкуйко, я ж не знаю!

Я стоял, толкали со всех сторон, у дверей вокзала, опустив на асфальт рюкзак. Не отчаиваться, только не отчаиваться, слышишь.

Для того чтобы увидели меня, я влез на бетонные плиты, они лежали друг на друге неподалеку, высоко. И сел, я глядел сверху, озираясь. Долго. Потом встал. Я был не нужен никому.

— Таня! — позвал я. — Подкуйко!.. Где ж вы?

Всматриваясь в двери вокзала, я так стоял и стоял. А меня тронули за ногу вдруг снизу. Милиция.

Но нет, я почувствовал, что-то похуже. Незнакомый, коротко стриженный, в штатском, сильно загорелый, в белой куртке, с папкой под мышкой внимательно рассматривал меня, несколько запрокинув голову, будто я не человек, а памятник.

— Вы Федора Викторовича? — спросил он вежливо, отчего мне стало и вовсе не по себе.

— Ммм… — сказал я, приседая на корточки. — Понимаете… Я…

— Понимаю, — все так же вежливо подтвердил человек с папкой. — Федор Викторович посчитал, наверно, что вы не годитесь. Потому… Но Федор Викторович Подкуйко, видите ли, довольно радикален, а полагается испытательный срок шесть месяцев.

— Это где… — я сморгнул, — полагается?

— Да там, куда вы направлялись, — он пояснил. — Только электричка уже ушла. Придется… — и указал на большие вокзальные часы. — Двадцать семь минут до следующей.

Вагоны этой следующей электрички были полупустыми, будний день, двенадцатый час, из города мало кто ехал. Со мной рядом в вагоне сидел этот коротко стриженный, молодой, на вид слегка за тридцать, Максим, я его слушал и изображал, что поддакиваю. А за окном уже ни домов никаких, ни домиков давно не было, и мимо пробегал, как забор, осинник на взгорках, тонкие, всплошную светло-зеленые стволы.

— Интеллигенции, — мне говорил Максим, — пора прекратить болтать. В дни такого маразма в современный момент истории, — он выжидающе посмотрел на меня, — вы же слышите сигнал опасности, Василь Васильевич.

— Конечно, — поддакнул я.

— Потому мы и создаем сообщество истинных учителей. Вы же читали «Общину» Елены Рерих.